"Григорий Иванович Коновалов. Былинка в поле (Роман) " - читать интересную книгу автора

клад. Вдовы пособляли ему отвозить тот звонкий, с глазурью, кирпич на
малый аввакумовский базарчик, а обратный путь прокатывали Степана в
благодарность, наперебой подкупая сердце его лошажьей выносливостью. Так
думал Автоном с жалостью и презрением.
- Это ты, Степан Авдеич? А я-то думал, кто это развеселился под Новый
год. Ну и рысачки у тебя, насилу догнал. Садись, довезу.
Лежачий поломался: мол, мы как-нибудь на своих бедняцких в рай въедем,
потом уж лег в сани, вытянув ноги в подшитых валенках. Бабы привалились с
боков, охраняя от ветерка своего дошлого Степку, как куры петуха на
насесте.
- Целый мешок денег везешь, Автоном?
- Где мне угнаться за тобой, батыевскпм наследником? Брошу хозяйство,
буду с тобой курганы зорить.
- Не успеешь, скоро тебя за гузно возьмем. Уж и покатаюсь на твоих
лошадках!
- На, бери хоть сейчас, не жалко. Думаешь, сладко с ними? Не по моим
грехам приготовил мне наказание.
За что?
- Рыло воротишь от новой жизни, умнее всех хочешь быть.
- Новую жизнь, Степан, без меня не поставишь...
Как сеять нынешнюю весну будешь?
- По приметам: посулится урожаем весна, посею, нет - губить семена не
буду. Я разумный, шив - и ладно, о других изнывать не умею.
- А я-то, дурак, сею каждый год.
- Хоть раз правду о себе сказал, Автономша. Если бы зимой хлебушко рос,
ты ба засеял по снегу, не давал земле отдыха. Покоя нет людям от тебя,
сатаны одержимого.
- Скучно жпть не умею.
- Я веселее твоего живу, чертолом бешеный. Сейчас с бабами сварим
гусек, раздавим бутылку рыковкп. А ты и этакой радости не знаешь. Будешь
до свету переживать куплю-продажу... В новой жизни по часам трудиться
будем. Пусть машины надрываются, они железные. А ты и машину надорвешь...
Ладно, друг, возьмем тебя в новую эпоху, только руку одну отрубим... Не
серчай.
За мостом Степан ласково матюкнул Автонома - салазки суродовал на
ухабах.
...В избе Автоном поклонился родным, не спеша стряхнул иней с головы,
оборвал с усов наледь, положил на Лавку мешок с покупками, связки книг,
отступил к порогу. Все-таки сунул в ведро с холодной водой зашедшиеся с
пару руки, отвернув от отцовского взгляда красно-бурое, строгой ладности
лицо. Под усами белели плотно литые зубы.
- Три пожеще, Антоном Кузьмич, - посоветовал отец, - не давай сердцу
сомлеть.
Автоном промолчал - заколодило его после разговора с Лежачим.
- Ничего не слыхал? - спросила мать.
Всякий раз, откуда бы ни возвращались сын или муж.
бна с сердечным замиранием в голосе пытала о пропавшем без вести
Власушке.
- Нет, маманя, не слыхал... - Автоном томительно помолчал, потом,
тяжело выгнув черные брови, спросил хрпповатым голосом: - Уж не Фиена ли