"Григорий Иванович Коновалов. Былинка в поле (Роман) " - читать интересную книгу автора

блазнится. Идите по домам.
- Да я своими глазыньками видела, батюшка Кузьма, ей-богу, святая
икона, честное комсомольское, - настаивала Фиена перед свекром.
- Перестань, бесстыдная! - осадила ее Василиса. - Не даст старому
молвить, так и стрекочет, так и сорочит.
Забрала волю без мужа. А вы, девки, не прохлаждайтесь, марш по домам и
за дело.
- Боимся, Влсилпса Федотовна.
Кузьма велел сыну проводить девок, да и ночку под Новый год погулять
можно удальцу.
- Тогда я махну в совхоз к Тимке Цевневу, - Автоном надел тулуп с белым
воротником, распахнул черные с изнанки широченные полы: - Прячьтесь,
девки! - повернул на Марьку заигравшие синие глаза: - Ныряй, соловей!
Марька спряталась за девок.
- Ты заночуй у своего дружка, водой не разольешь вас, Автонома да
Тимофея. Гуляй, пока помощница сатаны - жена не запутляла, - говорил
Кузьма, выпроваживая сына. - А ты, Фпена, проведай хворого отца. Снеси
бутылку да селедку. Поздно уж, останься у родителя.
"Хитрят, выручку считать без меня норовят", - подумала Фиена. Но ее так
и поджигало желание погулять с девками всю-то ноченьку под Новый год.
Накинула шаль на голову, сунула рукп в рукава и выметнулась из дома.
- Завесь, старая, окна, - в голосе Кузьмы звучала неожиданная для
Василисы строгость. - О делах посерьезнее свадебных поговорить надо. Не
знаю, радоваться пли плакать, мать. Влас объявился, пришел потаенно.
Василиса пристыла к лавке, ноги отнялись, встать не могла.
- Врешь, Кузьма?
- Тарарык тебя, шпшпга старая. Потаенно объявился.
- Сынок Власушка, где же он? Не тянп жилы! - Василиса решительно
вышагнула на средину кухни, собрала в пальцах посконную рубаху на груди
мужа. - Искалеченный? Без руки? Без ноги? Где он?
- Не шуми, ради Христа. Жив и здоров. Сейчас приведу.
С надворья Кузьма вернулся вместе с высоким человеком в бекеше, в
смушковой папахе и белых бурках.
Оглядевшись зорко, Влас повесил бекешу отдельно от всей одежды, одернул
темно-зеленый френч и раскинул руки:
- Родительнице нижайший поклон.
Восемь годов пропадал Влас в незнаемых краях - двадцатилетним парнем
ушел, вернулся матерый, в отца, широкоплечий, большерукий, только вместо
отцовской бороды - черные усы.
Мать замерла на груди у сына, гладила жесткий рубец на его щеке.
- Власюта, да это ты ли? Ты живой? Болезный мой, - подняла недоверчиво
расцветшее в радостных слезах лицо. - Услыхал господь мою молитву, внял...
Но что же исделали над тобой ироды? Как суродовалп несчастного!
Кузьма выкрикивал вдруг истончившимся голосом:
- А? Вот он, Влас-то свет Кузьмич. Глядите! - Наткнулся на прищуренные
глаза сына, смолк. Вздохнув, напомнил Власу о бабушке Домнушке.
- Она еще жива? - совсем по-детски обрадовался Влас. Вынул из кожаной
сумки пряник и, нагнувшись к запечью, подал старухе. Она ощупала его лицо
с витыми, как бараньи рожки, усами, не признавая внука.
Влас не стал разуверять бабушку. За ужином от водки отказался, не