"Роберт Конквест. Большой террор. Книга 1" - читать интересную книгу автора

террора Жданов, Маленков, Берия и Хрущев сыграли особенно кровавую роль.
Одно время господствовала точка зрения, что главная борьба в начале
30-х годов шла между "умеренными" сталинистами и людьми типа Кагановича, -
борьба за "наибольшее влияние на Сталина". Действительно, сам Сталин время
от времени благосклонно уступал воинственному большинству, оставляя за
Кагановичем и компанией инициативу в открытом изложении крайних взглядов. В
результате "умеренные" могли думать, что на Сталина можно влиять и
добиваться от него уступок, что возможны перемены в сторону менее жесткой
диктаторской власти. Подобные заблуждения ослабляли "умеренных" точно так
же, как раньше ослабляли оппозиционеров.
По-видимому, не может быть сомнений в том, что Каганович и другие
приверженцы терроризма делали все возможное, чтобы отговорить Сталина от
любого смягчения его политики. Ибо партия простила бы Сталину что угодно, а
смена политической линии могла определенно привести к падению всей клики.
Гораздо более сомнительно, требовались ли Сталину подобные увещания: его
подозрительность и самолюбие были так сильны, что не нуждались в
сколько-нибудь заметной поддержке со стороны советников. Вероятно, Хрущев
правильно определил, кто на кого влиял, когда заметил: "Произвол одной
личности допускает и поощряет проявление произвола другими лицами".[45]
Помимо обычных политических деятелей, обслуживавших официальную
партийную и государственную машину, Сталин начал еще в 20-е годы создавать
группы своих личных агентов, выбирая их по принципу отсутствия
щепетильности, по признакам полной зависимости от него и преданности.
Английский историк И. Дейчер утверждает, что, по словам Троцкого, Сталин
любил повторять русскую поговорку "Из грязи делают князя".[46] Люди, которых
он подбирал, были поистине отвратительны по любым меркам. Этой группе были
чужды любые политические - даже коммунистические - нормы поведения. Можно
сказать, что это были кадры головорезов, готовых к любому насилию или
фальсификации по приказу своего вождя. В то же самое время политический
механизм страны, в котором еще работали относительно уважаемые люди,
продолжал существовать в качестве фасада и представлял собой набор обычного
административного или экономического персонала.
"Кровожадный карлик" Ежов - его рост был около 154 сантиметров -
вступил в партию еще в марте 1917 года. Сталин нашел его на каком-то
провинциальном посту и продвинул в Секретариат. Членом ЦК Ежов стал в 1927
году. Известный исследователь внутренней борьбы в ВКП(б) Борис Николаевский
в интересном этюде "Московский процесс. Письмо старого большевика"
вкладывает в уста своего "старого большевика" слова: "За всю свою - теперь,
увы, уже длинную жизнь мне мало приходилось встречать людей, которые по
своей природе были бы столь антипатичны, как Ежов".[47] Многим Ежов
напоминал злобного уличного мальчишку, чьим любимым занятием было привязать
к кошачьему хвосту смоченную керосином бумагу и поджечь ее. В несколько иной
форме Ежов и занялся подобным делом в годы террора.
Интеллектуальный уровень Ежова повсеместно описывается как очень
низкий. Но нельзя сказать, чтобы он, как и другие исполнители, не имел
организаторских и "политических" способностей. Способности такого рода
обнаруживаются у всех более или менее крупных бандитов: как известно,
бандиты обыкновенно питают чувство преданности к своим таинственным
организациям - то же было с Ежовым и его коллегами.
Личностью того же сорта, еще более близкой к Сталину, был его секретарь