"Владимир Константинов. Зверь " - читать интересную книгу автора

- Стыдно! - обливаясь горючими слезами, совсем упавшим голосом
проговорил он, отчаявшись разжалобить наши каменные сердца.
- И тебя жжет позор?
- Жжет, - кивнул он. И сделал последнюю попытку: - Простите меня,
кореша, а?!
- Это хорошо, что жжет. Значит и в тебе осталось ещё что-то
человеческое. Поэтому не могу отказать тебе в последнем шансе надежды.
- Спасибо! - униженно поблагодарил Гундявый и верноподданнически
добавил: - Я все, что могу. Все, что прикажите. Падлой буду! Верьте мне,
кореша!
- Поживем - увидим, - философски изрек я. - Ты должен честно и
прямодушно рассказать нам все, что нас интересует. Иначе... Ох, Валя, я даже
боюсь подумать, что может быть иначе.
- Я готов, - тут же заявил Гундявый и даже перестал плакать.
Я понял, что клиент дозрел окончательно и пора приниматься за дело,
ради которого собственно и был сооружен весь этот минитеатр. Остановил
"Мутанта", нажал на кнопку встроенного в приборную доску диктофона.
- Итак, первый вопрос: о каком ноже говорил Тятя?
- Ну, был у меня. Я ему показывал.
- Что за нож? Как он выглядел?
- Здоровый такой тесак. Охотничий. Красивый.
- С наборной ручкой из цветной пластмассы?
- Ну.
Я достал фотографию ножа, показал её Гундявому.
- Такой?
- Точно! - удивился он. - Тот самый.
- Где ты его взял?
- У Шкилета за бутылку купил.
- Виталия Попова?
- Ну.
- Когда?
- Да с месяц тому назад. А может и больше. Он, сволота, в запое был.
Вот нож и того, за бутылку.
- Что ты с этим ножом сделал?
Лицо Гундявого напряглось, стало землистым, нехорошим.
- Потерял я его, в натуре, - глухо проговорил он, отводя взгляд.
Он беспадонно врал. Это было видно невооруженным взглядом. Да он и не
пытался этого скрыть.
- Ты что же, скотина, нам лапшу на уши вешаешь?! - "возмутился" я. - За
кого нас держишь? За дешевых фраеров? Не возбуждай Мылыша. Он этого не
любит. Верно, Малыш?
- Да я ему, суке, пасть порву! - взревел Шилов громче пожарной сирены и
угрожающи оскалил зубы.
Гундявый вновь крупно затрясся тщедушным телом, заплакал, заскулил
виновато, будто щенок наделавший лужу в коридоре, и, давась слезами и
соплями, жалобно проговорил:
- Пожалейте, корешки! Меня ж за это пришьют, в натуре!
Моя интуиция сделала стойку, словно спаниель, почуявшая знакомый запах.
И я понял, что сейчас услышу ответ на главный вопрос.
- Этот нож ты отдал Тугрику? - неожиданно для себя спросил я.