"Конан и алтарь победы" - читать интересную книгу автора (Арчер Грегори)Глава шестаяШарик парил над сложенными горстью ладонями невысокого румяного толстячка, лысого, с куцей бороденкой в три волосины. Он был облачен в просторное черное одеяние и в некотором замешательстве, к которому прибавлялся испуг, смотрел на варвара и кузнеца. «Опять колдун,— удивленно подумал Конан,— Нет, клянусь Кромом, последнее время мне явно везет на колдунов!» — Ты кто такой? — неприязненно поинтересовался варвар. — Я?.. Я, добрые господа, волшебник и чародей,— с достоинством ответил незнакомец. Он гордо выпрямился, хотя росточку это ему не прибавило, и заученно проговорил: — Имя мое Омигус. Я — Служитель Черного Круга, ученик непревзойденного Зенитомулса, Хранителя Четырех Ключей Мира. Я — один из двух оставшихся в живых Жрецов Заклинания Равновесия и последний Страж Узилища давно забытого, но по-прежнему могущественного заговора Всесметающего Огневихря… Думаю, мое имя вам хорошо знакомо, и поэтому… — Первый раз слышу,— перебив его, честно заявил кузнец. Омигус, ничтоже сумняшеся, грустно улыбнулся. — Увы, служители высшего искусства ныне малоизвестны среди простых обывателей… Однако, поверьте, власть наша над всякими явлениями природы и над простыми существами, вроде заурядных людишек, не посвященных в высшие тайны Мироздания, велика настолько, что лишь одно упоминание имен восемнадцати могущественных Сокрытых Всевышних Творцов Сущего обычно повергает в трепет любого, кто отважится прикоснуться к великой тайне, что спрятана… — Ясно,— в свою очередь прервал этот бурный поток словоизлияния варвар.— Так что тебе надо от нас, простых, заурядных людишек? — Понимание, сочувствие и вспомоществование,— моментально сменив тон на заискивающе-просящий, ответствовал великий мат.— Так уж получилась, не желая того, я подслушал вашу недавнюю беседу, из которой мне стало ясно, что вы, равно как и я, стремитесь быстро и незаметно покинуть сей мерзкий городишко. И подумал, что, вероятно, мы сумели бы помочь друг другу. Тем более, я, кажется, знаю, куда могла подеваться девушка, о которой вы упоминали… — Луара?! — воскликнул Хорг, но, испугавшись, что их услышит стража у ворот, понизил голос до шепота.— Где она, где моя сестра? — Этого я не знаю. И не знаю, вашу ли спутницу я видел… Дело в том, добрые господа, что, волею обстоятельств вынужденный скрываться от властей, алчущих пленить меня по совершенно нелепому обвинению, я пробирался грязными закоулками и не менее грязными глухими дворами, коими этот пакостный город полон… — Давай-ка покороче,— нетерпеливо оборвал его на полуслове Конан.— Говори коротко и ясно: где девушка? — Днем позади постоялого двора «Золотая чаша», в грязном закутке, коих, повторюсь, здесь немало, я приметил крытую повозку, запряженную парой лошадей. Упряжь была мне незнакома, и я понял, что владельцы ее неместные и, возможно, вскоре покинут город. Я хотел было подойти к ней и попросить за небольшое вознаграждение вывезти меня отсюда. Но тут из задней двери вышли двое преотвратных на вид мужчин. Они несли связанную по рукам и ногам девушку, во рту у нее был кляп. По тому, как она вырывалась и сопротивлялась, я понял, что на моих глазах происходит нечто не вполне законное, и, будучи человеком по природе осторожным и попавшим в весьма неприятную ситуацию, посчитал за благо не вмешиваться… — Как назывался трактир, где ты остановился? — быстро спросил Хорг у Конана. Тот пожал плечами. — Не помню. Кажется, что-то вроде «Золотой чаши». — Как выглядела девушка? — повернулся Хорг к волшебнику. Омигус задумчиво наморщил лоб. — Стройная, невысокая, с длинными белокурыми волосами. Лет шестнадцати на вид. — Луара! — убежденно заявил кузнец. — Возможно, вам поможет вот это…— Омигус полез в карман, извлек некий блестящий предмет и протянул его Хоргу. Кузнецу хватило одного взгляда, чтобы с уверенностью воскликнуть: — Это ее! Ее браслет! Я сам подарил его Луаре на шестнадцатилетие! Откуда он у тебя? — Девушка умудрилась расстегнуть его и бросить на дорогу. Злоумышленники ничего не заметили. Я же подобрал его, когда они уехали… Видите ли, оставшись без гроша в кармане, я подумал, что, продав сию милую вещицу, смогу найти средства к… — Ладно-ладно,— нетерпеливо сказал Хорг.— И что было дальше? После того, как она выбросила браслет? — Лиходеи кинули девушку в повозку и уехали по направлению к воротам. Больше я их не видел, честное слово. — Понятно.— Хорг пришпорил коня и направил его к выходу из переулка. — Стой, ты куда? — гаркнул Конан ему вслед. — Тебе не ясно? — гневно обернулся кузнец,— Охранники наверняка в сговоре с ними! Иначе стража ни за что не пропустила бы повозку со связанной девушкой. Я убью их! Душу выну, но узнаю, кто эти сволочи и куда они повезли Луару! — Дурак, тебя арестуют и даже разбираться не станут! — со злостью прошипел киммериец,— Не забывай, нас теперь каждый солдат в городе ищет. Дров мы здесь за сегодня наломали немало: драка на площади, нападение на патруль, кража казенной лошади, поджог какой-то… Ты, кстати, ничего по дороге не поджигал? — Нет вроде.— Хорг нерешительно вернулся на прежнее место, то и дело оглядываясь в сторону городских ворот. — Да уж, непонятно… Омигус смущенно кашлянул. — В случайном и непреднамеренном пожаре, о котором вы, добрые господа, говорите, наверное, есть доля моей вины… Позвольте мне объясниться, дабы убедить вас в своей честности и лишить каких-либо сомнений в моих всецело добрых намерениях… Находясь в весьма стесненных обстоятельствах, я вынужден был примкнуть к труппе бродячих циркачей и, демонстрируя свое непревзойденное искусство волшебника, за мизерное вознаграждение развлекать скудоумных зрителей. Здесь, в Шаграваре, готовясь к выступлению перед толпой обывателей на площади, я стал свидетелем вашего… э-э… поединка, и зрелище это настолько потрясло меня, что, каюсь, будучи чрезмерно взволнован, я допустил небольшую ошибку в заклинании Усмиренного Пламени, в результате чего невинно пострадала лавка скупого купца… — Ага, значит, это из-за тебя нас по всему городу ищут стражники? — вскинулся кузнец. — Глупые, злые люди! — с жаром ответил Омигус.— Из-за малейшего промаха они готовы повесить безвинного мага, не разобравшись в причине оплошности и не принимая в расчет, что убытки, понесенные зловредным плутом, именующим себя купцом, настолько незначительны… — Хватит! — отрезал Конан.— Все и так ясно. И почему же ты решил, что мы поможем тебе выбраться из города? — Рассчитывая на ваше добросердечие, я готов предложить вам посильную помощь в этом предприятии, ибо одному мне не справиться… — Ладно,— опять остановил его киммериец.— Ну и как, циркач, ты думаешь выбраться за ворота? — Ну-у… Я могу поделиться с вами некоторыми соображениями, кои, надеюсь, поспособствуют… — Короче,— прошипел Хорг сквозь зубы, нависнув над магом.— Очень прошу, короче… Омигус испуганно отпрянул и поспешно заговорил: — Да-да… Стражников можно просто подкупить, но для этого нужны деньги, хорошие деньги, а лично у меня всего три медяка. Если у вас, конечно, больше… Впрочем, встречается в подлунном мире и неподкупная стража. Но есть еще одна идея… Артиста выслушали не перебивая. Когда тот закончил, Хорг хмыкнул и произнес: — Что ж, попробовать можно. Если не выйдет,— в его голосе зазвенел металл,— придется перебить эту неподкупную стражу. Мы должны выйти из города. И выйдем. Немедленно. — Что тебе нужно, чужеземец? — Начальник стражи пристально и подозрительно (как, наверное, всех и всегда) рассматривал высоченного варвара, оторвавшего его от удачно складывавшейся партии в кости. — Вот,— печально произнес незнакомец и ткнул пальцем себе за спину, на освещенных тусклым светом из приоткрытой двери караулки двух лошадей. Через седло одной из них было перекинуто что-то вроде большого мешка. Рядом, удерживая лошадей за поводья, переминался с ноги на ногу невысокий человек с котомкой на плече.— Брат умер. Мы в Гиль-Дорад шли, из северных земель Аквилонии. Когда уходили из Шадизара, ему плохо стало. Ну, добрались до вашего города, думали — отдохнем малость и дальше двинемся… Но брату стало хуже. А сегодня он умер. Стражник слушал рассказ об умершем брате вполуха, размышляя в тот момент, садиться ему снова за кости или не испытывать больше судьбу, подарившую знатный выигрыш. — Лекарь сказал — похоже на чуму,— продолжал между тем варвар,— У него все тело в язвах… При слове «чума» начальник караула вздрогнул: — Что-что? — У него, говорю, все тело в язвах. Посмотри сам. Ты такого кошмара, поди, и не видывал. Даже страшнее, чем тело, из которого вытащили сотню отравленных стрел. Пойдем, стражник, посмотришь. Лекарь — вон тот, лошадей держит — расскажет тебе, как умирал мой брат. «Громы небесные, в мою-то смену!» — содрогнулся в душе начальник караула, вспоминая те наводящие дрожь истории, что ему доводилось слышать о зверствах чумы. — Лекарь подтвердит,— гнул свое чужеземец,— что труп надобно вывезти из города подальше, сжечь, пепел закопать, а лошадей убить. А нам побыть несколько дней в одиночестве. Чтобы узнать, не заразились ли и мы. Пойдем к лошадям, стражник… Да! — спохватился он.— Вот тебе за беспокойство. В сторону главного караульного протянулась рука с кошельком. — Оставь себе,— отшатнулся от подношения страж.— И уезжай побыстрее! «Кто знает, что там на самом деле,— подумал он.— Может, все врет. А вдруг и вправду чума? Свяжешься, дотронешься, вдохнешь заразу, а потом…— Его передернуло.— Нет, с глаз долой, и поскорей!» — Арзан и Крионт, хватит бездельничать! Ко мне, живо! Пойдем открывать ворота… — …Просторная, однако, у тебя одежда.— Хорг высвободился из облачения циркового мага, которое странники только что удачно выдали за саван.— Держи, оно тебе еще пригодится. — Очень удобная вещь.— Омигус сиял от удовольствия, ведь все прошло так замечательно, и он, он придумал этот трюк с чумным покойником.— Множество всевозможных предметов — разумеется, магического характера — умещается внутри. Вот, помню… — После расскажешь, циркач! — Хорг вскочил в седло.— При следующей встрече. Если, конечно, встретимся. — Я поеду с вами! — не на шутку перепугался Омигус.— Вы же не бросите старого больного волшебника среди ночи, один на один с волками и чудовищами! Я же услужил вам! И еще услужу! — А ты будешь меньше болтать? Обещаешь? — усмехаясь, спросил его Конан. — Клянусь! Клянусь отражением всего сущего в хрустальных колодцах садов небесных и семью головами непобежденного Прародителя умерших богов, а также чудотворящим посохом Зенито… Рука подъехавшего вплотную к магу киммерийца крепко ухватила болтуна за ремень, и через мгновение тот оказался на крупе конановского жеребца впереди седока. — Для такого животного,— варвар ласково похлопал коня по холке,— ты небольшая обуза. — Совсем темно,— проговорил Хорг, озираясь.— Без факелов нам не обойтись. — Я знаю, как их сделать,— тут же отозвался Омигус.— Огонь — моя стихия… Невыносимый скрип колес и нудное цоканье копыт наконец прервались визгливым мужским голосом: — Эй, пузан! Все позади. Можешь развязать птичкам клювики, а то у товара будет нетоварный вид! Рядом с Луарой что-то засопело, и пугавшая беспросветная тьма вдруг рассеялась. С глаз сорвали повязку, но во рту по-прежнему оставалась гадкая тряпка. Сопение рядом усилилось, что-то грузное завозилось на повозке. Луара приподняла голову и огляделась. Тьма, почти такая же кромешная, как и под повязкой… Но все же, если присмотреться, может, удастся что-нибудь разобрать? Глаза свыклись с сумраком, и сквозь него начали проступать какие-то очертания: силуэт возницы на фоне звездного неба, фигура грузного мужчины в светлом халате, который, пыхтя, ползал по днищу с места на место, и — что это? — контуры людей, лежащих рядом с ней на жалком слое соломы. «Наверное, тоже девушки». Из глаз Луары хлыну, ли слезы. Да-да, никаких сомнений, это именно то, о чем она догадывалась. Порой отец или брат, отправляясь в город, брали Луару с собой и, кроме всего прочего, водили девочку и на невольничий рынок. Там она насмотрелась и на рабов, и на работорговцев. Последних она презирала за их неблаговидный промысел. Луара немного жалела бедных людей в ошейниках, что покорно ожидали своей участи, но стоило ей уйти с рыночной площади, как она тут же забывала о них. Свободные люди попадали в рабство разными путями: кто за долги, кого брали в плен, кого продавали родители, чтобы прокормиться. А некоторых похищали. Луара слышала много историй о похищенных людях (как правило, молодых девушках), которых переправляли в другие страны и сбывали в рабство. Но она даже представить себе не могла, что подобное может случиться с ней, да еще в обнесенном стеной, охраняемом городе. Сердце девушки сжималось от ужаса, стоило ей подумать о том, что ее ждет в будущем. Слезы не переставая текли по ее щекам. — Эй, красотки! — послышался сиплый голос грузного мужика,— Сейчас я развяжу ваши клювики и дам воды. А если кто-нибудь из вас вякнет, пикнет или заверещит, тому снова заткну глотку. — И руки не развяжем,— подсказал тонкоголосый возница. — Вот именно,— ухмыльнулся первый. И, с кряхтением нагнувшись к одной из девушек, освободил ее рот от осточертевшей тряпки. Испуганная девушка принялась осыпать поцелуями руки злодея. — Я сделаю все, что ты захочешь… Прямо сейчас… И для друга сделаю… Только отпустите меня домой… Я пешком пойду… Я сделаю все…— запричитала она. — Говорил же — не болтать,— огорчился злодей и снова замотал бедняжке рот. Другие, в том числе и Луара, предпочли после этого промолчать и получить пару глотков теплой водицы. Им освободили руки, но ноги не развязали. Луара прислонилась к бортику повозки, а та все везла и везла их куда-то в ночи… Она кляла себя за то, что по глупости ушла из трактира, за побег из отцовского дома, плакала, представляя себе, что ждет ее впереди… Но усталость взяла свое, и девушка уснула… Небо медленно приоткрыло свой дневной глаз и обнажило кровавый зрачок солнца. Едва начало светать — всадники пришпорили лошадей и двигались тем скорее, чем полнее вступал в свои права день; все реже приходилось останавливаться, чтобы высмотреть на земле след проехавшей ночью повозки. Наконец совсем рассвело, и, погасив факелы, седоки погнали своих лошадей во весь опор, следуя за колеей, ведущей на северо-восток… Натянутая над повозкой плотная ткань не пропускала палящих лучей, однако пыль все-таки попадала внутрь. Но девушки, которым только по очереди ненадолго развязывали руки и иногда давали по глотку затхлой теплой воды, этого даже не замечали. Ведь стоило кому-нибудь из бедняжек заплакать или просто о чем-то спросить своих мучителей, как их лишали и этих «милостей». Очнувшись утром от того, что с большим трудом можно было назвать сном, Луара долго не могла поверить в то, что происходящее — не продолжение привидевшихся ужасов, а явь, что она не проснется на белоснежной мягкой кровати в своей комнатке на первом этаже «Пьяного вепря», а будет терпеть унижения от этих, а потом и от других скотов. «О Митра, величайший из богов,— закрыв глаза, вознесла девушка молитву тому, чей храм посещала лишь считанные разы и к кому не обращалась в душе ни разу, пока не стряслась беда.— Спаси меня, верни домой! Порази молнией негодяев. Пусть Конан отыщет меня. Пусть он передумает, вернется в трактир и, не застав меня там, бросится на поиски. Пусть мой брат поскачет за мной, чтобы отговорить от путешествия в Гиль-Дорад, и по дороге встретит Конана, и вместе они найдут мой браслет и нападут на след похитителей…— Самые фантастические мысли роились в голове Луары, когда она тщетно искала лазейку, сквозь которую к ней могло прийти спасение.— Клянусь, Митра, я отдам все, что у меня есть, жрецам твоего храма, я на целый год пойду в твой храм в услужение, буду ходить по Шадизару с кружкой, собирать пожертвования. Только спаси меня от позора, от…» — Эй! Чего ты там бормочешь? Молишься своим вонючим богам? — Толстые губы раздвинулись в издевательской ухмылке. При свете дня Луара рассмотрела своих мучителей. Этот, стерегущий похищенных девушек (вместе с Луарой их было четверо), из-за избытка жира в теле тяжело переносил тяготы путешествия по знойной пыльной степи. Не помогала белизна халата, шаровар и головного платка — он потел, беспрестанно ерзал и срывал зло на девушках. Луара подумала, что похищением молодых женщин он занимается, видимо, лишь для того, чтобы отомстить им — ведь такого, как он, вряд ли кто полюбит! Маленький, толстый, мясистые, трясущиеся щеки, узкие щелочки глаз, весь в прыщах — бр-р-р!.. Второй, возница, высокий и худой, с детским лицом, изборожденным старческими морщинами, обладал, казалось, неисчерпаемым запасом энергии: всю ночь и половину дня он без устали нахлестывал пару сильных немедийских гнедых и еще то и дело просовывал свое тощее тело под полог повозки и отвешивал глупые шуточки, от которых лишь сам заливался долгим визгливым смехом. — Твои боги не помогут тебе, дура! — Дряблая жирная нога в белой остроносой туфле пнула Луару по щиколотке.— Сегодня я — твой бог. Я могу покарать, могу помиловать. Мне молись, мне. Дочь трактирщика поймала на себе сочувствующие взгляды сестер по несчастью. Это были две черноволосые заморийки и миниатюрная симпатичная кхитаянка — откуда и как она попала в эти края и в лапы злодеев, одним богам известно. — Эге-гей, пузан! Для твоих девочек есть хорошая новость! — В повозку заглянул худощавый возница.— Тебе эта новость тоже понравится! — Чего там? — Отмучился ты, отмучился! Я уже вижу их! Скоро приедем! И девочки получат то, о чем все они мечтают больше всего на свете, ха-ха-ха!.. «Митра, всесильный Митра, сделай же что-нибудь!» — с новой силой взмолилась Луара… Вот уже несколько часов, как день перевалил за середину, но по-прежнему только степь и призрачный след таинственной повозки видели перед собой преследователи. — Насколько же они нас опережают? — спросил Хорг Конана. — Часа на три, думаю. Но вот куда они едут, никак не могу понять. По Конану и не заметишь, что он целый день провел в седле. Ни следа усталости. Чего нельзя сказать о великом чародее Черного Круга: Омигус охал и стонал, и если бы варвар не придерживал его могучей рукой на крупе своей лошади, то маг давно бы без сил свалился на землю. — Отпустите меня на волю! — время от времени начинал требовать непревзойденный кудесник.— Не могу я больше… Лучше издохну среди тушканчиков, чем на хребте этой скотины! Великие боги, ну за что такие напасти на бедного мага, на скромного трудолюбивого циркача? Ну давайте хоть отдохнем, а? Ну часик, полчасика, минутку, а? Иногда в волшебнике вскипала злость, и он требовал привала, угрожая произнести смертоносные заклинания, превращающие его недругов в труху, но злость быстро покидала его, и он снова скатывался на заурядные стенания и хныканье. Хорг и Конан обращали на Омигуса не больше внимания, чем на сухой степной ветер или на кружение стервятников над головой. Их взоры были прикованы к колее и к кромке горизонта, где вот-вот что-то должно было показаться, не могло не показаться… День вплотную придвинулся к вечеру, когда повозка с пленницами добралась до места. Среди степи расставило свои шатры многолюдное кочевое племя, промышляющее выращиванием овец, лошадей и коз и набегами на пограничные города и деревни. В этот небольшой, приземистый городок и держали путь похитители: они не раз наведывались сюда сбывать свой товар. Кочевники-мужчины, у каждого из которых и без того был свой гарем из местных женщин, любили пополнять его наложницами, предпочтительно молоденькими. Чем моложе, тем дороже они платили за товар. У всех наложниц судьба складывалась одинаково: сперва — любимая игрушка, затем, раньше или позже, черная работа — выпас овец и коз, выделывание шкур, готовка, стирка и все такое прочее, до самой смерти… В кочевье еще издали заметили повозку, и навстречу ей поскакал сторожевой отряд на небольших, но быстроногих лошадках. Признав гостей, кочевники отпустили тетиву натянутых луков и заулыбались, предвкушая отменное веселье. Они с гиканием сопровождали повозку торговцев живым товаром до первых шатров, а там их сменили грязные голопузые дети. Крича и визжа, они побежали рядом, так и норовя уцепиться за задний бортик и прокатиться на странной арбе чужеземцев. Худощавый возница с детским лицом уверенно остановился около одного из шатров. Он знал, что здесь собираются старейшины, решаются дела племени и… покупают девушек. Он бодро соскочил со своего места и, раздвинув шкуры, вошел в шатер. Луара и другие пленницы осторожно выглядывали из-под полога повозки и были ни живы ни мертвы, понимая, что сейчас решится их судьба. То и дело под полог просовывали головы дети, крича что-то на незнакомом, гортанном языке, чему-то смеясь. Толстяк-надзиратель развеселился, с его заплывшего лица не сходила довольная улыбка, он потирал руки и зачем-то подмигивал то одной, то другой девушке. — Они уже собираются, выводи свой отряд,— неожиданно скомандовал возница. Толстяк торопливо принялся распутывать веревки на руках и ногах девушек. — Приехали,— бормотал он себе под нос.— Ой, как хорошо! Какие мы молодцы! Луара еле сдерживала себя, чтобы не заехать освобожденной ногой в его свиное рыло. «Ничего,— подумала она,— я сбегу из рабства, найду тебя, жирный ублюдок, и выпотрошу твое брюхо. Нет, посажу тебя на цепь, и ты будешь долго-долго мучиться без еды и питья…» — Вылезайте, скорее же, скорее.— Толстяк выталкивал девушек из повозки. Когда его потная ладонь коснулась тела кхитаянки, та вдруг резким, как удар бича, движением руки влепила своему мучителю звонкую пощечину. Грузное тело покачнулось, на одутловатом лице промелькнул испуг. — Абрах, Абрах! — завизжал боров, схватившись за щеку. — Что случилось? — поинтересовался возница. — Присматривай за узкоглазой, бешеная она! — плаксивым голосом посоветовал толстяк своему приятелю, любовно поглаживая пылающую щеку коротенькими жирными пальцами. — По морде попало? Ха-ха! Не волнуйся, эту сучку мы быстренько отдадим в хорошие руки. И ты будешь отомщен. Ха-ха! Девушек ввели в шатер. Шкуры, заменяющие дверь, запахнулись за ними. Около выхода встал охранник. «Боятся, что мы убежим? — удивилась Луара.— Но куда?» Изнутри шатер оказался гораздо просторнее, чем представлялся снаружи. Его освещали расставленные по кругу плошки с горящим жиром. От них шел такой удушливый чад, что Луаре сразу стало дурно: в глазах потемнело, голова закружилась и подступила тошнота. И плохо было не только Луаре: одна из замориек со слабым стоном упала в обморок, едва переступила порог шатра. Это вызвало лишь чей-то смех, а сопровождавшие девушек похитители бросились приводить несчастную в чувство: сначала били ее по щекам, а потом дали понюхать какой-то флакончик, извлеченный из нагрудной сумки худощавого. В конце концов заморийка очнулась. Луара же сделала несколько глубоких вдохов и справилась с дурнотой без посторонней помощи. Она осмотрелась. Пленницы расположились в центре шатра, пол которого устилали шкуры леопардов, рядом с ними крутились столь ненавистные несчастным девушкам толстый и худой надсмотрщики, у противоположной стены круглого строения, скрестив ноги, восседали на шкурах семеро кочевников. Перед ними лежал ковер, уставленный яствами и напитками, они жадно ели и пили, запуская руки то в одно, то в другое блюдо и отправляя еду в рот. При этом они чавкали и рыгали так громко и часто, что у Луары мелькнула мысль: «Будто нарочно стараются». Она и не подозревала, что оказалась права. В этом племени чавканьем и рыганием гости выражали одобрение хозяину. Луаре казалось, что лица степных жителей на удивление походили друг на друга: смуглая кожа, узкие щелочки глаз, длинные поникшие усы. Да и одеты все они были одинаково — кожаные широкие штаны, поверх них — короткая юбка-кольчуга, толстые меховые безрукавки до пояса, отделанные причудливыми узорами, вышитыми золотой нитью, остроконечные шапки. С головы до ног кочевники были увешаны бронзовыми, золотыми и серебряными украшениями. «Дикари! Я попала к дикарям!» — ужаснулась дочь цивилизованного мира. Один из семерки вдруг облизал лоснящиеся от жира пальцы, громко щелкнул ими и что-то торжественно произнес. Из темноты выскочил еще один дикарь и замер в почтительном поклоне, заглядывая в глаза своему господину. Тот опять щелкнул и что-то сказал. Прислужник, оказавшийся толмачом, повернулся к девушкам и их сопровождающим и перевел: — Вам дозволяется начать делать торговля. Луара не знала и не могла знать, что перед ней восседают главы самых знатных родов, один из которых — тот, что щелкал пальцами,— был вождем всего племени. По обычаю, они первыми выбирали себе наложниц. Если товар им не нравился, они покидали шатер, и тогда их место занимали предводители родов менее влиятельных, и так далее. У каждого из нынешней семерки уже было не менее двух десятков жен и трех дюжин наложниц. Однако интерес все не пропадал. Худощавый работорговец выступил вперед и, указывая на девушек, возбужденно заговорил: — Первосортный товар! Другой мы вам и не посмели бы предложить. Вое свежие, молоденькие! Я подозреваю, а, как вы знаете, обманываюсь я редко, что вот эта и эта (трясущимся от предвкушения наживы пальцем он указал на Луару и кхитаянку) наверняка девственницы, и вы легко сможете это проверить. Все здоровые и сильные — из них выйдут хорошие работницы… Один из родовитых кочевников усмехнулся и что-то произнес, показывая на кхитаянку. Толмач быстро перевел: — Вот она очень худая. Плохо работать. Может, больная? — О, нет! — всплеснул руками тощий продавец женщин.— Она повыносливее других будет. Это мой лучший товар. Девчонка из далекого, загадочного Кхитая. Они все там узки в кости, малорослы, но работящи, проворны и в постели неутомимы. Знают множество всяких невиданных любовных фокусов, телом вертлявы и изгибаться могут как угодно. Дорогой товар… И опять потемнело в глазах у Луары. «Какой-то чудовищный сон, этого не может происходить со мной, не может,— стучало в ее мозгу.— Наваждение. Я больна и брежу. Неужели меня продают и сейчас начнут обсуждать и мое тело, словно я безделушка на базаре? Точно лошадь на продажу? Не может такого быть, не может…» А тощий все болтал и болтал, расхваливая прелести кхитаянки. Кочевники одобрительно кивали, о чем-то переговаривались, и вот один из них стукнул себя кулаком в грудь, что означало: «Я хочу купить», поднялся и неторопливо направился к пленницам, по пути оглядывая кхитаянку вожделенным, хозяйским взором. Луара взглянула на свою невольную подругу: лицо той было непроницаемо. «Неужели она не понимает, что здесь происходит? Или ей все рано?..» Кочевник приблизился к кхитаянке, взял ее за подбородок, повертел голову туда-сюда, провел пальцами по телу, особенно тщательно ощупал маленькую грудь. Девушка не шевелилась, не сопротивлялась. Покупатель задумчиво потеребил ус, потом, обхватив хрупкую будущую рабыню за талию, с легкостью оторвал ее от земли, высоко поднял, опустил, рассмеялся и, еще раз ударив кулаком в грудь, выкрикнул что-то по-своему. — Он берет, она нравится,— подоспел перевод.— Говори твой цена. Все случилось молниеносно. Одним точным, ловким движением кхитаянка выдернула из-за пояса кочевника длинный узкий кинжал, в два прыжка оказалась около худощавого говорливого работорговца и, со всей силы всадив остро отточенную сталь в самое сердце, несколько раз провернула клинок. Возница, так и не успевший понять, что произошло, замертво рухнул на пол, заливая леопардовые шкуры кровью. А кхитаянка, выдернув оружие из бесчувственного тела, бросилась на второго работорговца. Но тот, быстро опомнившись от потрясения, уже бежал, тряся жиром, под защиту знатных кочевников. Охваченная страстью мщения, гибкая, как кошка, девушка кинулась за ним. В ее вытянутой руке блестело лезвие со следами свежей крови. Но тут узкое запястье руки, сжимавшей кинжал, обхватила волосатая лапища. Кхитаянка потеряла равновесие и упала. Оружие выскользнуло из разжавшейся ладони, а кочевник, избравший ее в свои наложницы, стоял над девушкой и заливисто хохотал. Отсмеявшись, он что-то сказал соплеменникам, доселе с безучастными лицами наблюдавшим за происходящим, и те заулыбались. — Товар хороший,— перевел толмач, обращаясь к скукожившемуся в спасительной близости от пирующих толстяку, теперь единственному хозяину невольниц.— Бахыр-хан любит необъезженных скакунов. Тот, кого назвали Бахыр-хан, снял с могучей шеи золотую гривну и швырнул под ноги работорговцу. — Хватит? — спросил кочевник через переводчика. Толстяк схватил гривну обеими руками и торопливо закивал, потряхивая тройным подбородком. Испуг вмиг сошел с его лица, уступив место удовлетворенной алчности. Луара хорошо знала склад ума подобных людей. Теперь он, конечно, радуется смерти своего напарника, может быть, даже своего единственного друга — ведь добычу уже не надо делить ни с кем. А Бахыр-хан легко, как пушинку, поднял кхитаянку и понес к выходу, держа под мышкой сильной волосатой рукой. Та билась, кричала и царапалась, но это не производило на дикаря никакого впечатления. Валявшийся на полу кинжал подобрал подбежавший охранник и вернул владельцу, предварительно вытерев лезвие о рукав. Тот сунул оружие за пояс и покинул шатер — вместе со своим новым приобретением. В шатре вновь воцарилось спокойствие, будто ничего и не произошло. «А ведь я стояла совсем близко от кинжала,— подумалось Луаре.— Сделай шаг, схвати его и… И убей себя? Или кого-то из этих мерзких животных? Может, так было бы лучше…» Путаницу ее мыслей прервал голос одного из кочевников. Луара поглядела в сторону говорившего, и — о Митра! — он указывал на нее унизанным кольцами пальцем. — Сколько хочешь за эта женщина? — спросил присмотревший Луару дикарь через толмача у вновь приободрившегося толстого торговца… Услыхав негромкое покашливание, хозяин шаграварского трактира «Золотая чаша», Заячья Губа, поднял голову и вздрогнул от неожиданности. Перед ним стоял невесть откуда взявшийся высокий человек в черном плаще и внимательно наблюдал, как тот подсчитывает дневную выручку. Минуту назад в трактире никого не было, а дверь, открываясь, так скрипит, что слышно аж из кухни… Откуда же взялся этот тип? Заячья Губа машинально прикрыл монеты волосатой рукой. — Я ищу своего друга,— вполне дружелюбно проговорил неизвестный.— Мы были вместе, но вчера днем случайно разминулись. Как мне сообщили, он остановился твоем заведении. Не знаешь ли ты, куда он отправился дальше? Трактирщик отрицательно помотал головой. Неизвестно чего, но он испугался. Гость улыбнулся: — Слишком поспешный ответ, чтобы быть правдой. Ты ведь даже не спросил, кого именно я ищу. Позволь я расскажу тебе. Он высокий, очень мускулистый, черноволосый. При нем большой двуручный меч и, очевидно, невысокая белокурая девушка. Его зовут Конан, варвар из Киммерии. Как зовут девчонку, мне неизвестно. — Нет,— хрипло ответил Заячья Губа и откашлялся. Страх усилился. И зачем он только ввязался в историю с похищением этой девчонки?!.— То есть да. Они действительно останавливались у меня, но вчера, ближе к вечеру, съехали. Куда — я не знаю, клянусь Митрой. Улыбка незнакомца стала шире. — Спасибо, трактирщик. Ты очень помог мне. Чем я могу отблагодарить тебя? Не откажи в любезности и прими в награду эту безделицу. Сказав это, незнакомец положил на стойку огромную, с человеческую ладонь, монету, и солнечные блики заиграли на ее реверсе, где был изображен бородатый старик. У Заячьей Губы перехватило дыхание. «Золото, чистейшее золото, чтоб мне лопнуть!» Чутье еще никогда не подводило его. Не отрывая взора от сокровища, он протянул к нему дрожащую руку — коснуться, погладить, приласкать, схватить, завладеть… но пальцы замерли в воздухе на полпути к монете. Широко раскрытыми глазами трактирщик смотрел на деньги, а старик с реверса пристально смотрел на него, не позволяя отвести взгляд. На пухлом лице Заячьей Губы блестели капельки мигом выступившего пота. — Итак,— как ни в чем не бывало сказал неизвестный,— давай продолжим. Куда же отправились мой друг со своей спутницей? Блеск металла всецело поглотил разум и волю трактирщика. Остекленевшие глаза таращились на монету, мелко дрожала рука, так и не коснувшаяся золота. — Я очень умный,— донесся изо рта трактирщика тихий монотонный голос.— Очень, очень умный. За девчонку я выручил двадцать монет. Весьма выгодная продажа. Я всегда нахожу стоящий товар… — А Конан? — наклонившись ближе, вкрадчиво спросил гость.— Куда отправился Конан? — Я обманул Конана,— послышался тот же бесцветный голос.— Он думает, что девчонка вернулась в Шадизар. А я продал ее кочевому племени. Никто ничего не узнает… — Какому еще племени? Где оно? — Где-то на востоке. Двадцать монет — большие деньги. Я смогу внести задаток за новый дом… — Хватит. Ответь-ка лучше: правильно ли я понимаю, что девчонку ты продал каким-то дикарям, а Конана убедил, будто она скачет обратно в Шадизар? — Ага. Я обманул всех. Я умный… Человек в черном выпрямился и в раздумье закусил губу. Он не знал, что делать. Поверил ли варвар трактирщику, бросился ли следом за девчонкой, якобы возвращающейся домой? Или прознал, что Заячья Губа обвел его вокруг пальца, и теперь мчится к кочевью? И где находится это кочевье?.. Конану наверняка не удалось выбраться из города ночью. Значит, он покинул его рано утром. Возможно, стража городских ворот помнит, куда именно он отправился. Что ж, похоже, трактирщик больше ничего нового не сообщит. — Спасибо за помощь,— повторил незнакомец,— А эту золотую безделицу, пожалуй, можешь оставить себе. Он сделал обеими руками движение, будто толкает в грудь трактирщика неимоверно тяжелый груз, потом отвернулся и, не оглядываясь, ушел. Грудная клетка несчастного затрещала, сминаемая невидимой силой, изо рта вырвался долгий хрип, когда сжимаемые чудовищным давлением легкие вытесняли из себя воздух; не выдержавшие нагрузки ребра с хрустом лопнули, проткнув сердце, трахею, легкие. Горлом пошла кровь, и Заячья Губа замертво упал на пол. А на стойке остался лежать деревянный кругляшок с неумело, словно ребенком, нацарапанной рожицей. |
||
|