"Андрей Константинов. Дело о пропавших брюках ("АНДРЕЙ Обнорский") " - читать интересную книгу автора

"Особенностями национальной закалки" и штук двадцать "Любить по-питерски".
- По поводу "Особенностей" объяснишь, что ГАВ выдал тебе лицензию, - я
узнал голос Сухарева, - а потом ты в Москве купил мастер-кассету с фильмом.
Если надо, скажешь, что целый месяц тиражировал фильм у себя дома на пяти
видеомагнитофонах. Потребуй, чтобы допросили жену - пусть она покажет, что
собственноручно заклеивала целлофановые упаковки горячим утюгом. А с
"Любовью" - скажи, что купили кассеты у неизвестного продавца для изучения
рынка эротического видео...
То, что я слышал, не имело никакого значения в суде. Однако было
интересно.
Я так внимательно слушал этот разговор, что забыл об осторожности.
Пылесос, на котором я сидел, вдруг покатился по гладкому полу к двери и
широко распахнул дверь. Собеседники умолкли и пристально посмотрели в мою
сторону.
Узнав меня, Сухарев широко улыбнулся:
- Михаил, куда же вы пропали! Вы же чуть не пропустили самое
интересное.
Сухарев кивком подозвал пару крепких на вид парней. Они мягко взяли
меня за руки и повели куда-то по коридору. Почему-то у меня в этот момент не
оказалось сил ни кричать, ни сопротивляться. Меня погрузили в тонированный
"чероки" и повезли, как мне показалось, в сторону Выборга...


Меня высадили у какого-то большого дома из красного кирпича. Других
строений видно не было - кругом лес.

- Пойдемте,- вежливо сказали мне сопровождающие. - Шеф велел накормить
вас обедом.

Я подумал, не стоит ли объявить голодовку. Но потом решил: не стоит.
На голодный желудок и думается плохо, и далеко не убежишь, если что.

Обед оказался совсем не плох. Но после него меня страшно потянуло в
сон. И я провалился в небытие.

Сколько длился мой сон, я не знаю. Иногда я почти просыпался, но
голова оставалась тяжелой, а сознание мутным. В один из таких коротких
моментов почти ясного восприятия действительности я вдруг обнаружил полное
отсутствие на себе брюк. В связи с этим в моей голове стала зарождаться
какая-то неприятная мысль, но родиться так и не успела. Я заснул снова. Во
сне ко мне приходили коллеги. В основном женщины нашего агентства. Валя
Горностаева смотрела на меня немигающим взглядом - такой взгляд бывает у
нее в минуты тяжелых душевных переживаний или решения серьезных
нравственных проблем. Я видел, как ее длинные пальцы с дрожью вытаскивали
сигарету из пачки, как Валя кому-то сказала: "Вот дерьмо-то..." В тот
момент я почувствовал такую признательность к коллеге, что решил, как
только представится возможность, выпить с Валентиной на брудершафт, не
меньше.
Потом Горностаеву заслонила наш главный архивариус Агеева. Марина
Борисовна с громким всхлипом уткнулась в нелюбимый ею клетчатый пиджак