"Андрей Константинов. Дело о воскресшем мертвеце ("АНДРЕЙ Обнорский") " - читать интересную книгу автора

- Нет.
- А что случилось? Говорят, что дело до суда не дошло...
- Мне в милиции сказали, что дело прекращено. Недавно совсем.

- Почему?
- Вроде бы Понкратов умер. Оказалось, что он был наркоманом, или, как у
вас говорят - "нарком"?
- Примерно, - я позволил себе немного улыбнуться. Сочувственно.
- Я не настаивала. Зачем? Игоря это не вернет... - Полина резко
встала. - Извините...
Она выбежала из комнаты, приглушенно зашумела вода. Похоже, Полина
заперлась в ванной. Чтобы успокоится. Пусть так.
Вопросов у меня больше не было. Но что-то мешало мне уйти. Может, я не
уходил, потому что меня научили еще в детстве - дед и дядья, - что мужчина
не бросает женщину в горе и в беде.
Сильно сказано, Зураб. Вах, как сильно!
Я поднялся, прошелся по комнате. Остановился у книжных полок. Кто-то
мне давно уже говорил, что книги могут рассказать о хозяине квартиры больше,
чем обстановка. Я машинально коснулся кончиками пальцев корешков. Похоже,
что книги читали и перечитывали. Девственно чистыми оставались только
рекламно-подарочные фолианты, которые были "сосланы" на нижние полки. Легкое
пренебрежение к парадности, на которую обязывало положение. Философия и
беллетристика, советские еще учебники по экономике и недавние пособия по
менеджменту были перемешаны.
На одной из полок я заметил фотографию Ратнера. Он был не такой, как
на тех официальных снимках, которые печатали в газетах сразу после его
убийства. Ратнер сидел на гранитных камнях. За его спиной накатывало на
берег по-северному холодное море. Я, кажется, даже узнал место: между
Репином и Солнечным есть один мыс, на нем точно такие же камни.
- Игорю нравилось северное море. - Полина остановилась рядом со мной.
Я не заметил, как она вернулась в комнату. Только почувствовал, как моей
руки коснулись легкие и нежные пальцы.
Я замер.

Понял, что не давало мне уйти.

Полине был нужен мужчина. Может, даже первый встречный. Чтобы в страсти
перегорели остатки тяжелого горя и осталась от него только легкая и уже
неизбывная печаль.

Я осторожно повернул Полину к себе, коснулся ладонями ее лица, нежно
сжал. Наклонился и, чуть помедлив, поцеловал.

В первый миг она не ответила, словно замерла. А потом ее губы словно
порхнули навстречу, навстречу моим губам. Руки легли мне на плечи. От нее
пахло как-то по-девчоночьи. Как от моей дочери-студентки. Такой беззащитный
и хрупкий запах.

- ...Ты не жалеешь? - спросила она, когда мы лежали рядом. Как-то