"Герой должен быть один" - читать интересную книгу автора (Олди Генри Лайон)ПАРОДРаскаленный добела Гелиос медленно полз по блеклому небосводу на запад. — Совсем сдурел старик, — высокий статный воин покосился на солнце и принялся нехотя стаскивать с головы глухой шлем с пышным султаном и узкими прорезями для глаз. Потом воин отбросил со лба седую прядь — единственную в черной, как смоль, шевелюре — и уселся на порог полуразвалившейся хибары близ северо-восточной окраины семивратных Фив. Пристроив шлем рядом, он огладил султан рукой, словно это было живое существо, и вновь глянул вверх. Слепящий бич наискось хлестнул его по лицу, заставив зажмуриться. — Вот я тебя! — воин погрозил солнцу кулаком. Как ни странно, угроза возымела действие. Вокруг дряхлого строения стало ощутимо прохладнее. — Так-то лучше, — с удовлетворением буркнул воин, даже не соизволив удивиться столь странному капризу погоды — кстати, никак не отразившемуся на близлежащих Фивах. В следующее мгновение воздух в пяти шагах от дома затуманился, сплетая в дрожащее марево стеклянистые нити-паутинки; и усталый осунувшийся юноша выступил из проема открывшегося Дромоса. — Радуйся, Гермий, — ясно и чисто прозвучал голос воина. Юноша вздрогнул и с нескрываемым изумлением уставился на говорившего. — Ну… радуйся, Арей, — наконец выдавил Гермий. Арей резко встал и подошел к Лукавому. Дромос еще не захлопнулся, и бог войны плечом раздвинул вязкие волокна, вглядываясь в картину, открывавшуюся на другом конце. …Сожженные дотла Флегрейские[44] поля, ровная, как стол, аспидно-угольная равнина; да это и был уголь, местами тлеющий или дымящийся, над которым собиралось в складки низко нависшее покрывало ночного неба с редкими, болезненно покрасневшими глазами звездных титанов. Темные колонны на горизонте шевельнулись, заставив незрячие язвы звезд сочиться грязной сукровицей, и двинулись, вздымая прах пожарища на теле Матери-Геи… Гермий резко свистнул, хлопая в ладоши, и Дромос закрылся. — Вообще-то говорят, что незваный гость хуже гиксоса, — Лукавый еле удержался, чтоб не наподдать ногой Ареев шлем, забытый на пороге. Даже крылышки на задниках сандалий Гермия агрессивно встопорщили перья. — Кто говорит? — медовым тоном осведомился Арей, как ни в чем не бывало усаживаясь на прежнее место. — Если гиксосы, тогда не верь. Врут, подлецы… Гермию и в страшном сне не снилось, что прямодушный Эниалий способен разговаривать подобным образом. — Ладно, — обреченно махнул рукой юноша. — С чем пожаловал, братец? — Проведать, — усмехнулся Арей. — Справиться, благополучен ли. Давненько в гости не заглядывал. — Ты ко мне? — Я к тебе. — Издеваешься, Эниалий? Ты вообще никогда не бывал у меня, — Лукавый машинально отметил, что чуть ли не дословно повторяет фразу кентавра Хирона тридцатилетней давности. — Лучше поздно, чем никогда. Про Совет Семьи слыхал? — А что, он уже начался? Мать-Гея… — Он уже кончился. Опоздал ты, Килленец — видать, есть для тебя дела поважней Семейных Советов! — Может быть. И все-таки: зачем пожаловал? — За помощью, — просто ответил бог войны, тыльной стороной ладони вытирая мокрый лоб. И Лукавый на мгновенье растерялся. Тихий он сегодня был, Арей-Неистовый. Замученный. — Совет начался призывом к войне с Гигантами, — продолжил Арей, — а закончился скандалом. — Из-за Гигантов? — Из-за Геракла. Спроси лучше, кому из Семьи этот Мусорщик-Одиночка не успел насолить?! Отец им: берем Геракла и идем на Флегры бить Гигантов, а они отцу: неизвестно, мол, кого твой любимец раньше бить станет — Гигантов или нас! Отец им: герой, дескать, подвиг на подвиге, двенадцать лет беспорочной службы; а они отцу: это уж точно! И давай вспоминать наперебой: дедушку Океана веслом огрел, Танату-Убийце оба крыла из суставов вывернул, Нерею-Морскому так поясницу измял, что тот до сих пор боком плавает, Гелиоса пристрелить грозился… — А надо было пристрелить! — вставил Гермий, с ненавистью глядя на белый диск светила. — …Посейдон детей хоронить не успевает — на сегодняшний день шести сыновей и двух внуков лишился! Кто убил? Геракл! Короче, в поддержку отца выступили только мы с Аполлоном. Трудяга-Гефест воздержался. — Вы с Аполлоном?! — Гермий не верил своим ушам, разом забыв про жару и усталость. — А что прикажешь делать? Даже Артемида носом крутит — облавы на Керинейскую лань простить не может. Опять же после их встречи с Гераклом вся Семья Артемидиной девственностью интересуется… Арей не договорил. Зло сплюнул, смахнул солнечный блик с полированного металла своего шлема и встал. Глянул поверх Гермия туда, где недавно колыхалась паутина Дромоса — и застыл, не моргая, словно видел что-то. …ровная, как стол, аспидно-угольная равнина; ослепшие, разодранные глазницы звезд над Флеграми — и медленно движущиеся колонны, живые горы на горизонте… — Семья, — словно ругательство пробормотал Арей, отворачиваясь. — Родичи! Ну, не люблю я отца — так я хоть понимаю, что никто, кроме Зевса-самодура, не способен взять нас за шиворот и повести в бой! А эти… знали бы они то, что мы с тобой, Лукавый, знаем — живьем бы Гераклов слопали. Обоих. — Что?! — чуть не подскочил Лукавый. — Что ты сказал?! — Что слышал! Я это еще семнадцать лет назад понял. Под Орхоменом. — И ты молчал? Все это время — молчал?! — Молчал. И буду молчать — по крайней мере, до истребления Гигантов. Отец вон, почитай, треть века помалкивает! И правильно делает. Проговорись Зевс, кто тут чей сын — так Семья не с Гигантов или с Геракла, а с него самого войну начнет. Был бык, стал вол, а туда же — на престол! Скопец богов и людей… Повисла такая долгая пауза, что даже Гелиос в небе, казалось, осадил коней и прислушался. — Знаешь, Арей, — Гермий заговорил первым, осторожно подбирая слова, — по-моему, я это… насчет тебя… в некотором роде… — Сильно заблуждался, — с горькой улыбкой закончил Арей. — Ничего, Лукавый, теперь мы квиты! Я-то всегда полагал, что не знаю страха иначе, как Фобоса, своего сына… но ты пошел на Флегры в разведку, а вот мне духу не хватило. Так что, думаю, Гермий-Простак и Арей-Боязливый сумеют договориться! Хотя бы на время. — А оно у нас есть, это время? Что скажешь, Арей? — Не знаю, — серьезно ответил бог войны. — Знаю только, что Совет не завершился дракой лишь благодаря Аполлону, который взялся в течение полугода тайно присматривать за Гераклом. Срок службы у Эврисфея истек, герой свободен — вот Аполлон и понаблюдает, на что он свою свободу употребит! Предложение Стрелка так поразило Семью (сам понимаешь, с Аполлоновой гордыней и вспыльчивостью идти в тайные соглядатаи!), что все единодушно решили отложить окончательный вердикт. И поклялись Стиксом, что за эти полгода — никакого личного вмешательства. Седая прядь волос снова упала на лоб Эниалию, но на этот раз он не стал ее отбрасывать. — Передай им… — Арей замялся. Гермий ни на минуту не усомнился, кого имеет в виду Арей; только сам Лукавый вкладывал в это «им» несколько больший смысл, чем его собеседник. — Передай им, чтоб не высовывались. Чтоб тише воды и ниже травы! И никаких этих… подвигов. Если еще и Аполлон… Арей надел шлем и шагнул вперед. Воздух вокруг него задрожал, словно бог колебался: открывать Дромос или нет? — Скажи, брат, — донеслось из-за забрала, и два темных огня зажглись в прорезях шлема, — скажи мне… Гиганты — кто они? …Флегры, Пожарища, обугленная плоть Геи-Земли, разодранные глазницы неба — и Сила, смертная Сила, пришедшая убивать навсегда… герои Тартара. — Обреченные убийцы, — нужные слова пришли сразу. — А что они, — голос Арея, прежде глубокий и звонкий, дал предательскую трещину, — что они делают с такими, как мы? Уничтожают? — Приносят в жертву. — Кому? — Себе. |
||
|