"Юрий Иванович Константинов. Инкогнито (н-ф повесть)" - читать интересную книгу автора

критический для пилотов рейдеров нового типа. Он еще помнил времена, когда
громоздкие, чем-то напоминающие колоссальные виноградные грозди корабли
управлялись многочисленными экипажами.
На одном из таких кораблей, годами карабкавшихся к своей цели между
звезд, и родился когда-то Крамер. В два года он увидел Венеру, а на Землю
ступил уже пятилетним. Крамер был одним из первых детей, появившихся на
свет вне планеты людей, за его развитием медики наблюдали с некоторой
опаской. Однако ни здоровье, ни психика ребенка не внушали им беспокойства.
От детей своего возраста Теодора отличало лишь одно - непреодолимая тяга к
одиночеству. Он не нуждался в чьей-либо опеке. Проявления ласки, участия,
расспросы взрослых вызывали у него раздражение. Поэтому вскоре Крамера
оставили в покое. Часы напролет проводил он у иллюминатора, в молчаливом
созерцании черной бездны. Космос вливался в душу тихого мальчика,
переполняя ее странной тоской, и когда Теодор Крамер повзрослел, то понял,
что отравлен этим необъяснимо-сладким ядом навсегда. Настоящим домом была
ему не Земля, не какая-либо из планет, а движущийся остров корабля. Черная,
пересыпанная серебром пустота вошла в его сердце, в его плоть и кровь.
Только в перелетах Крамер по-настоящему ощущал, что живет.
Легче всего было ему сделать сейчас едва заметное движение, чтобы
затем почти безучастно наблюдать, как автоматы в считанные мгновения плотно
упакуют тело в недра специальной капсулы и выбросят ее из шлюзов рейдера в
спасительную тьму. Перед глазами запляшут красные чертики перегрузки, от
которой успел отвыкнуть за последние месяцы, и Теодор Крамер превратится из
шеф-пилота в единственного зрителя безмолвного, трагического спектакля.
Однажды ему довелось видеть, что произошло с кораблем из-за аварии
двигателя. Крамер отлично помнил, как начали расплываться на панорамном
экране геометрически четкие очертания рейдера, словно распухая под напором
взбесившейся энергии.
В какую-то секунду корабль исчез, вместо него повис в пустоте
гигантский ослепительный пузырь. Вскоре лишь расплющенное багрово-лиловое
облако расползалось среди звезд - уродливая заплата на черном бархате
космоса.
Пилота, оставшегося в хрупкой скорлупе спасательной капсулы, ждала
вереница однообразных суток бездействия и ожидания. И почти наверняка - так
называемая звездная лихорадка - не слишком приятная штука, знакомая едва ли
не каждому, совершавшему длительные перелеты. После нее полагался
полугодичный курс восстановительного лечения, и Теодор Крамер хорошо
сознавал, что подобное происшествие может навсегда закрыть для него дорогу
в космос.
И потому он не спешил следовать совету своего мудрого и лишенного
эмоций единственного спутника. Самые безукоризненные советы - удел машин.
Удел людей - решать.
Крамер прислушался, как замирает едва уловимая вибрация, проверил,
действует ли маяк аварийного контакта, предупреждающий все корабли в районе
возможной катастрофы об опасности. И лишь после этого вышел на связь с
базой.
Он сам удивился спокойному тону, которым сообщил об аварии. У
дежурного с самообладанием было похуже. Даже на крохотном экране связи его
лицо выглядело неестественно бледным. На Крамера он смотрел с состраданием
и ужасом, как на человека, которого видит в последний раз.