"Юрий Иванович Константинов. Локальный тест (Из цикла "Сказки для взрослых")" - читать интересную книгу автора

слово. Такой была плата за нужду,- вздохнула Людмила.- А потом они
заплатили и за счастье, разумеется, в своем понимании. Первый взнос
составил вполне определенную сумму - пять тысяч рублей. Такой выигрыш нам
выпал по облигации. Стали судить-рядить, куда употребить случайные деньги.
Тут родственничек подзабытый вынырнул, ценный совет дал: вручить тысячи
нужному человеку, тот может помочь на мясокомбинат устроиться. Теплое, мол,
местечко, за год окупится, век благодарить будете. Отец не устоял, сменил
профессию. Наверное, я плохая дочь, осуждаю родителей, которые ничего для
меня не жалели. Но что делать. Знаешь, Фра-син,- вновь вскинула на
аспиранта глаза Людмила,- мне всегда больно за тех, кто бессилен перед
обстоятельствами, у кого нет внутри прочного стержня. Спросишь, откуда он
взялся во мне, этот несгибаемый стержень? Думаю, из чувства протеста. Если
бы росла в другой семье, наверное, не смогла бы так люто возненавидеть всю
эту грязь, которая липнет к деньгам. Помню, раньше отец любил повторять,
что поработает немного на комбинате и вернется на завод. Теперь он этого не
говорит. И никогда не скажет. Я в газете вычитала, у наркоманов есть такое
выражение: "сесть на иглу". Значит, стать конченым человеком. С отцом нечто
похожее. День без денежной инъекции, хотя бы десятки левой, для него
пропащий. А прирабатывать десятки все сложнее - постепенно наводят порядок
на комбинате. Директора сняли, кое-кого посадили. Между прочим,
родственничка тоже судьба наказала. Прогорел на какой-то очередной
авантюре, пришел к нам денег просить. Деньги к тому времени были и
немалые - место у отца на первых порах действительно оказалось прибыльным.
Только родители - ни в какую. Хоть и унижался родственничек, и напоминал,
чем ему обязаны, даже на колени падал. Я не выдержала, сорвала с пальца
перстень, что родители к совершеннолетию подарили, бросила ему.
Отец в ярость пришел. Никогда его таким не видела. Лицом потемнел, с
каким-то утробным хрипом кинулся на родственника, повалил на пол, отнял
перстень. Подхватился, тяжело дыша, да как хлестнет меня наотмашь по лицу
кулаком с зажатым намертво подарком. Я потеряла сознание.
Недооцениваем мы власти барахла,- горько усмехнулась Людмила.- Оно
исподволь все человеческое в душе подтачивает. Не успеешь оглянуться, а
там - пустота. Если у тебя есть все это,- она обвела взглядом комнату,-
разумеется, будешь сыт и доволен. Но если только ради этого жить...-
Людмила резко покачала головой.- Ты заметил, у нас в доме обычай - давать
вещам собственные имена. Для родителей они больше, чем вещи, и это страшно.
После того случая я долго болела,- нахмурившись, продолжала она.-
Врачи сочувствовали: нервы... Когда отошла немного, решила, что перестану
себя уважать, если хоть в малом, незначительном буду зависеть от вещей, от
денег. Что отныне у меня свой мир и он ни одной из граней не заденет того
иного мира чужих людей, в котором существуют родители. Ушла бы из дому, но
мать пригрозила, что наложит на себя руки. Я осталась, поставив условие -
полная независимость. Так и живем с тех пор, почти не общаясь, рядом и
бесконечно далеко друг от друга. Я таки уйду от них, когда верну все, что
родители на меня затратили.
Она замолчала, покусывая тонкие губы.
- Я и представить не мог,- пораженно бормотал Фрасин,- мы так давно
встречаемся, и ты даже не намекнула, ни единым словом...
- Не хотела, чтобы ты окунулся в чужую семейную грязь,- прервала
Людмила.- Мне казалось, ты сможешь меня понять. С тобой было легко. Но