"Дин Кунц. Двенадцатая койка" - читать интересную книгу автора

матрас. Казалось, это только придало Гэйбу решимости.
- Есть у кого-нибудь кусок железки? Что угодно металлическое?
Все мы были тут крохоборами. У Кью нашлась вилка, он ее припрятал,
когда ему однажды по ошибке принесли две. Сам я годами сберегал кусок
медной проволоки, когда-то она крепила бирку к сетке моей койки. Много лет
назад я обнаружил ее, ползая под койкой и пытаясь дознаться, нельзя ли
как-то поправить провал в матрасе.
Гэйба чуть не убило током, и все же ему удалось сжечь предохранители:
весь заряд из сети всосала старая койка, которой никто не пользовался -
никто из живущих, во всяком случае, - койка, соединенная проволочкой со
столовой вилкой, которую он воткнул в розетку. Ночное освещение, моргнув,
погасло, когда полетели предохранители.
Дверь мы вышибали общими усилиями. Здоровые упирались в нее спинами,
а инвалиды их подбадривали.
Мы и думать не думали о роботах-заменах, что несли дежурную службу,
пока основная команда стояла на подзарядке. Где-то в самой-самой глубине
сознания, может, мы и предполагали такое. Но перед нами был Либби на койке
и Гэйб, за которым мы шли. И нам уже на все было наплевать.
Гэйб умер быстро. Во всяком случае, так мне хочется думать. Он рухнул
в пламени, вылетевшем из робота-пистолета, - обуглившийся, дымящийся.
Остальные сражались, как сумасшедшие. Мне сломали ногу, так что я рано
выпал из битвы. А теперь одиннадцать коек пустуют, я лежу на двенадцатой.
Тьма окружила плотно, говорить не о чем, да и нет никого, кому можно было
бы хоть что-то сказать.
Все мои мысли сейчас только о том, о чем пишу. Думаю о Гэйбе,
валившем для забавы неуклюжих роботов; думаю о Либби - как Гэйб баюкал его
на койке, словно мать своего младенца. И пишу. Гэйб как-то сказал мне, что
в моем возрасте быстрее всего забывают то, что случилось совсем-совсем
недавно. Я не смею забыть.