"Лев Зиновьевич Копелев. Брехт " - читать интересную книгу автора

песням, и даже его голосу и стилю речи. С гордостью рассказывает он друзьям,
как однажды перед концертом столкнулся с Ведекиндом в фойе, и тот, шагавший
стремительно, вдруг задержался, снял шляпу, поглядел совиными глазами и
сказал: "Извините, пожалуйста".
Брехт злится, когда слышит рассуждения самоуверенных знатоков: мол,
экспрессионисты уже давно превзошли неистового Ведекинда, который просто
устарел и вообще ограничен, все сводит к эротическим инстинктам, к "тайнам
плоти", пренебрегая "верхней половиной" человека. Он возражает вежливо и
ядовито: неужели кто-нибудь полагает, что "верхняя половина" может
существовать самостоятельно, как у херувимов - одна головка и крылышки?
Ведекинд нравится ему тем, что никого и ничего не боится, не признает
никаких литературных пап, никаких законов и законодателей искусства, хочет
смотреть и слушать жизнь везде, во всем, в любых видах и радуется ярким,
пестрым, шумным зрелищам, озорным и ребячливым играм, скорости,
захватывающей дух, жгучему солнцу, прохладному ветру, ярости настоящей любви
и настоящих драк, когда сталкиваются, сшибаются сильные, упрямые тела,
клокочут неподдельные горячие страсти.
Брехт с детства любит ярмарочные гуляния на окраинных площадях.
Огромные лодочные качели: дыхание замирает и холодеет в животе; сверху на
мгновение видно далеко-далеко городские крыши, зелень дальнего леса. Свист
ветра в ушах - вниз; сердце останавливается и - снова вверх. Он убежден:
тот, кто качается на лодочных качелях, никогда не станет филистером.
Кричат продавцы. Хлопают выстрелы в тире. Пестрым вихрем вертится
карусель, бренчит музыка, визжат девчонки. У балагана хрипло выкликает
зазывала: "Панорама исторических картин!" Яркие глянцевые краски. Император
Нерон смотрит на пожар Рима. Атака баварских гренадеров на французские
укрепления. Бургундский герцог Карл Смелый скачет после проигранной битвы.
Многие годы спустя он будет вспоминать, как поразила его герцогская лошадь,
"у которой были такие огромные испуганные глаза, словно она чувствовала
путающий смысл исторических событий".

***

В Мюнхене он поселился в большом, густонаселенном доме. С улицы, в
фасадной части здания, размещаются редакция и издательство "Мюнхенской
газеты". Из сумрачного асфальтного двора множество лестниц ведет в жилые
корпуса; длинные узкие коридоры, узкие двери. Здесь живут главным образом
студенты и мелкие служащие-холостяки.
Каморка Брехта едва вмещает кровать, стол, умывальник и плоский шкаф.
На стенах он развесил рисунки своего друга Каспара Неера, завалил стол
книгами и бумагами. Все так же, как дома в Аугсбурге, и так же зачастили к
нему друзья, старые и новые. И так же на дверях комнаты прибиты витиеватые
наставления входящим, призывы "оставить за порогом глупость и предрассудки",
а "вносить здравый смысл и остроумные находки".
В общей туалетной комнате Брехт выклеивает по образцу неизбежных в
каждом немецком доме настенных "шпрухов" плакатики с лозунгами, афоризмами и
переиначенными пословицами: "Бедный глупец глуп, богатый глупец богат",
"Старый осёл - осёл, молодой осёл - молод", "Кто другому яму роет, сам
свинья", "Нужна газета лишь для клозета".
Он не слишком прилежный студент. Отец заплатил немалую сумму: