"Полина Копылова. Святая, чужая, суженая (журн.название "Пленница тамплиера") " - читать интересную книгу автора

На середине третьей песни ШъяЛма, склонившись вперед, раскашлялась, и
Бреону пришлось проводить ее до дверей. Лиан готов был поклясться, что она
раскашлялась притворно! Еще три песни, новых, чтобы побаловать Этельгард,
и довольно. Сославшись на головную боль, он отправился к себе.
Мимо пробежала служанка - та самая, с которой он беседовал за обедом. "Эй,
милочка!". В красных отблесках факела ее мордашка засияла дикой розочкой.
Но Лиану опять было не до нежностей. Гнев пух в груди, тесня дыхание.
Гордячку с разрисованным лицом хотелось самое меньшее отодрать...
Отодрать! Непристойный смысл слова состроил все мысли на один лад.
"Милочка, загляни ко мне на минутку, я у тебя еще кое-что хотел
спросить...". Она пошла овечкой. "Не одолжишь ли ненадолго свое платье,
хочу устроить шутку к общему удовольствию..."
Он был на полголовы повыше покладистой милочки - из-под юбок виднелись
алые башмаки, но прочее было безупречно: женщиной он наряжался не в первый
раз. А лицо - да нахлобучить чепец поглубже. Стражи на пороге ее покоев
таки спросили, что надобно. Соврал тонким голосом, что де господин Бреон
велел узнать, как заложница себя чувствует. Пустили.
Два смежных покойца. В первом - пусто. Вот и славно. Он натянул перчатки -
женщины иногда начинают кусаться. Вожделение и гнев дошли до предела.
ШъяЛма расплетала косицы, сидя на широком ложе. Меховые покрывала были
отвернуты. Возле узенького беленого камина исходила паром кадь с душистой
водой. Она подняла глаза на звук шагов. Он прыгнул к ложу, зажал ей рот,
опрокинул навзничь, с удовольствием ощутил, как зубы беспомощно прикусили
перчатку. Скорее навалиться на нее, пока не сжала колен, и ее же подолом
заткнуть ей рот. Что? За руки хватать? Ах ты... Но она упорно оттягивала
его правую руку в сторону, словно распинала его на себе; мелькнули темные
глаза - без тени страха. И в нос ударило - как кувалдой! От боли он света
Божьего не взвидел, и тут новый удар пришелся между ног.

Ей было все не отдышаться - сердце дергалось и сбоило, перед глазами шли
жидкие круги. Насильник сидел на полу у косяка, жалкий в женском обличье,
голова закинута, весь перемазан кровью из разбитого носа. Кретин рыжий.
Удивительно, как Судия не вышел из себя: высокие скулы покрылись пятнами,
глаза сузились, рука не отпускала меча. На стражниках лица не было. В
дверях скулила девчушка, завернутая в Лианов плащ.
- Вас, Лиан, - голос Бреона был едва узнаваем, - я больше не желаю видеть
под моим кровом. Но прежде, чем покинуть замок, вы прилюдно испросите у
оскорбленной вами женщины прощения. На коленях. Если она соблаговолит вас
простить, вы отправитесь на все четыре стороны. Если нет - я буду вынужден
вас судить. Девица за легкомыслие будет высечена и отослана из замка.
Воинов ожидает казнь без суда, ибо они пренебрегли долгом.
Он дождался, пока всех выведут, и с усилием нагнул голову: шея слушаться
не желала:
- ШъяЛма, я, как хозяин этого дома, приношу вам извинения за случившееся
бесчинство, и клянусь, что не допущу такого впредь.
- Да Бог с ним, Бреон. Он, как я в залу вошла, на меня дикими глазами
уставился. Вы ли виноваты?
А кто иной? Если за жестокость брата ему было неловко, то теперь -
откровенно стыдно: ведь сам упросил ее спуститься, хотя она на его глазах
зашлась от кашля.