"Полина Копылова. Подвиг разведчика" - читать интересную книгу автора

Полина Копылова


ПОДВИГ РАЗВЕДЧИКА

1.

Мальчишка долго набирался смелости.
Задать вопрос уже успели все. А кто и по два.
В классе он явно был самым слабеньким - и если его не били, то лишь
потому, что драки строжайше наказывались.
- Да, мальчик, что ты хотел спросить?
- Я... Можно я только сначала объясню?
- Можно.
- Я бы тоже хотел в разведке служить...
По классу пошли смешки. Но мальчик не смутился. Он и в самом деле долго
набирался смелости.
- Я читал, что в разведке главное - незаметная внешность. А я в классе
самый незаметный. Но и незаметный может провалиться. И вот поэтому я хотел
про пытки спросить - их очень трудно выдержать?
Это был запрещенный вопрос. Им ДОЛЖНЫ БЫЛИ запретить об этом
спрашивать. Но мальчику очень важно было спросить именно об этом. Потому что
он самый незаметный. И хочет, чтобы его однажды заметили и думали о нем -
вот будущий разведчик.
Конечно, он мог бы спросить не при всех. Но он боялся, что потом его
просто не подпустят к гостю - он все же не такой незаметный, чтобы тихонько
пробраться в учительскую.
Их учительница наверняка покраснела. А как подобрался весь класс! С
этого дня мальчика точно будут уважать больше. Возможно, вдохновленный этим
уважением, он начнет лучше учиться, тренировать память, запишется в тир...
И ему предложат написать Письмо Президенту.
И он напишет, что хотел бы стать разведчиком.
Как Арсен Стерлин.

2.

Сил не осталось. Их не осталось совсем - он понял это, когда из чистого
упрямства сел на нижней полке и перекосил тело так, чтобы можно было
смотреть в окно. И дело было не в дурной испарине, не в одновременном
пробуждении дюжины болевых точек... Да какие там точки. Это были раны,
скверные, растравленные "до мяса" с палачес... а с какой еще расчетливостью
можно применять "третью степень устрашения" на допросах?
Но дело было не в том, что одинокая еженощная мука тянулась уже полгода
и он давно не знал цены своего молчания.
Он мог молчать до смерти. Тело, и прежде-то бывшее в его глазах лишь
повседневной одеждой души (хотя многие однокашницы полагали иначе), он
теперь не считал своим вовсе.
Ослабела именно душа. Не разум, не воля - душа. Пашни, разбухшие от
талой воды, вязкой черноземной рябью проносились сквозь нее, не радуя,
перехлесты проводов змеились сквозь нее, не вызывая отклика, а переведя