"Афанасий Лазаревич Коптелов. Точка опоры (Роман в двух книгах) " - читать интересную книгу автора

рассказом, попавшимся на глаза в журнале. Прочла и подумала: "Какое мощное
дарование! Наверно, это - красивый человек с большими проникновенными
глазами". Я подымала тебя на пьедестал рядом с Львом Толстым. Было отчего
трепетать сердцу! И вот вы вдвоем вошли ко мне. Ты даже не снял широченной
шляпы, и я в душе упрекнула: "Какой невежливый!" Ты был в сапогах, в белой
чесучовой косоворотке, перетянутой кавказским ремешком. Высокий. Худой.
Грудь впалая. Сутулился, как грузчик. Рыжеватые усы. И черты лица грубые.
Долго тряс мою руку и жал изо всей силы. Помнишь? Так долго, что Чехов
успел уйти. А ты все басил по-волжски: "Черт знает! Черт знает, как вы
великолепно играете! Ей-богу, честное слово!" Этот басок запал в сердце. А
у тебя полыхнули голубые глаза, обожгли мои щеки. На губах у тебя заиграла
какая-то детская улыбка. Ты, наверно, не подозреваешь, какая она у тебя
обаятельная. Ты долго говорил мне о Чехове, нежно и почтительно. Не
спросив разрешения, закурил, пуская дым в кулак. А в мою уборную все
заглядывали и заглядывали актрисы. На тебя! Заставили меня смутиться... А
потом в Ялте ты пришел с Шаляпиным. Помнишь? Вы просили достать денег для
духоборов, которые от царского гнета уезжали в Америку. У кого достать?
Ну, прежде всего у Саввы Тимофеевича. А теперь вот он отдал мне полис на
предъявителя. Правильно ли я сделала, что взяла? Мне хочется скорее-скорее
слышать твое слово, круглое, теплое, волжское: "Хо-ро-шо!.. Хорошо,
Маруся!.." Хочется, чтобы так назвал... В Петербурге, после спектакля..."


Утром, когда пили чай в салоне, вошла Ольга Книппер.
- А вы читали? - Потрясла газетой. - "Новое время" уже напустилось на
нас. Не знаете? - Обмахнулась, как веером. - Я вам прочту.
- От суворинской "Чего изволите?" мы и не ждали доброго слова, -
сказал Немирович-Данченко, стараясь казаться спокойным. - А то, что они
спешат науськать других, - это уж сверхподло.
Ольга Леонардовна волновалась едва ли не больше других - Чехов в
письме к ней пророчил: "В Петербурге Вы не будете иметь никакого успеха".
Неужели это сбудется?
Начала читать. Автор статьи порицал театр за стремление воплотить на
сцене правду жизни.
- А что же еще воплощать, кроме правды? - спросил Станиславский. - И
публика скажет свое слово. Молодежь - за нас. Студенты, курсистки примут
нашу правду.


3

Уехал Художественный театр, и Москва для Горького опустела. Он
помчался в Петербург. Остановился у Поссе, редактора журнала "Жизнь"*.
_______________
* Ежемесячник "легальных марксистов".

Владимир Александрович сразу же спросил:
- Рукопись привез? Не вздумай отдавать "русским богатеям". Все - мое.
- Мало тебе, что я дал продолжение повести "Трое"?
- Мало. У меня в апрельской книжке заверстан рассказ Бунина. А вчера