"Олег Корабельников. О свойствах льда (Авт.сб. "Башня птиц")" - читать интересную книгу автора

Творец его замер у стены, прижавшись спиной к фреске, и раздумывал:
бежать ему из дома или продолжать борьбу. И то и другое было бесполезным.
Уступить свою комнату - почти что часть своего тела, казалось немыслимым,
а драться с шагающим экскаватором - просто глупо. И все же он выбрал
борьбу. Привыкший побеждать, он не мог позволить кому бы то ни было
положить себя на обе лопатки, даже своему двойнику. Он схватил штангу,
подтащил ее к ванной и основательно припер дверь. Злорадно прислушиваясь к
шуму воды и к довольному фырканью памятника, он приволок сюда же диван,
добавил гири, между стеной и дверью вбил распорки из дюралевых угольников
и встал сам, как наиболее надежная преграда. Потом, подумав, пошел на
кухню, поставил на плиту большие кастрюли с водой и стал ждать событий.
По-видимому, памятник напился. Неизвестно было, что происходило в его
утробе с выпитой водой, ведь для превращения ее в лед необходим был холод,
но бульканье и фырчанье прекратились, и первые толчки в дверь возвестили о
его желании выйти. Потом он подал голос: "Эй ты, слизняк мягкотелый! Я
разнесу дверь и тебя заодно! Открой подобру!"
С каждым словом дверь раскачивалась сильнее и сильнее, но баррикада
выдерживала. Закипала вода. Он подождал, когда в двери образуется первый
пролом и, следя за огромными кулаками, рушившими преграду, плеснул
кипятка. Послышался крик, но не боли, а удесятеренного гнева. Пролом
увеличивался, в него уже входила голова памятника, и по тому, как она
возвышалась над полом, можно было понять, что он успел отрастить ноги. Это
казалось абсурдным, но, по-видимому, памятник научился сам замораживать
воду, и такая эволюция пугала. Кипящая вода выплескивалась на лицо, грудь,
руки, заставляла лед сверкать, сглаживаться, но существенного вреда не
приносила. Когда верхняя половина двери была разломана так, чтобы в пролом
можно было пролезть, и, невзирая на устойчивую баррикаду, памятник упорно
выкарабкивался наружу с гневными угрозами, он понял, что не выстоит и
придется позорно бежать, спасая свою неповторимую жизнь. Не успев пожалеть
себя, он выбежал в коридор, подхватил велосипед, накинул куртку и, без
шапки, ринулся вниз по лестницам, с содроганием внимая грохоту и рычанью
разбушевавшегося памятника.
Отъехав от дома, он устыдился своей трусости, но рассудил, что все
равно никто не видел его бегства и что любыми силами стоило сохранить свое
тщательно взлелеянное тело, свою редкую душу и уникальный ум. Становилось
холодно, идти было некуда, родственников в городе не было, а друзей и
подавно. И он поколесил по городу, разгоняясь на прямых улицах, чтобы
согреться, но встречный ветер знобил, покрывал волосы корочкой льда, и он
решил поехать на свой склад, где худо-бедно, но можно было переночевать.
Сменщица, разговорчивая старуха, приняла его в сторожку, напоила чаем и
уложила спать на стульях.
Утром, униженный, обесчещенный, он сел на велосипед и покатил домой.
Открыл дверь, прислушался. Слышно ничего не было, но холод стоял собачий.
Вкатил велосипед, с независимым видом прошел в комнату. Дверь на балкон
распахнута, стекла разбиты, ветер, смешанный со снегом, свободно гулял от
стены к стене. На диване лежал памятник, закинув ногу за ногу, и, сложив
ручищи на груди, он не то спал, не то мыслил. На фреске было все
по-прежнему, тепло и тихо. Пришельцы сидели на краю бассейна, болтали
ногами в воде и, показывая пальцами на него, смеялись.
Не говоря ни слова, он закрыл дверь на балкон, прибрал щепки, откатил