"Владимир Кораблинов. Мариупольская комедия ("Браво, Дуров!" #2) " - читать интересную книгу автора

страсти, в насмешке, в безудержном ли гневе, в запальчивости спора - его
глаза всегда жили, сияли. Сейчас они таращились мертво, безразлично.
Дрожащими руками налила в столовую ложку пахучей зеленоватой микстуры.
- Пожалиста, - протянула лекарство. - Битте...
Он мотнул головой, отвернулся.
- Доктор сказаль - обязательно... - Ложка вздрагивала, микстура лилась
на одеяло. - Ну, милый... То-ли-я!
- Свечу! - прохрипел, зашелся в новом приступе кашля, повалился на
подушки. А откашлявшись, успокоясь, -
- Оставь свечу, - сказал с усилием. - И уходи...

Сперва все как будто хорошо устроилось: дышать полегчало, свеча горела
ярко, весело. Еленочка немного повздыхала за ширмами и утихла, видимо,
заснула.
Но что же все-таки произошло в этой мрачной комнате каких-нибудь
четверть часа назад? Шевеление теней. Коридорный малый, как бы повисший в
воздухе. Наконец - папочка. Игрой болезненного воображения подобную
галиматью объяснить куда как просто: болезнь к ночи всегда обостряется -
повышение температуры, хрипы, затрудненное дыханье и прочие характерные
явления.
Но папочка... Откуда он-то взялся?
Горит, потрескивает свеча, это хорошо. Однако до чего ж ничтожно
освещаемое ею пространство: тумбочка с лекарствами, стул, фаянсовая
плевательница, пестрый коврик... За пределами светлого круга - тьма.
Чернота.
Которая... ох, кажется... начинает... оживать! Ну, так и есть: бесшумно
открылась дверь и вошел коридорный.
- Звали? - спросил, зевнув. - Чего надо? Ай так, не спится? Третий час
времени...
Дуров поглядел на него с любопытством. Да, совершенно нет подбородка. И
лиловое пятно вполщеки, раньше почему-то не замеченное. Нескладный малый
стоял, как в театре при подобных обстоятельствах стоят слуги: прислонясь к
дверному косяку, зевая, почесываясь лениво.
- Чего ж не висишь? - серьезно спросил Дуров.
- Как-с? - не понял коридорный.
- Не висишь, говорю, отчего? Давеча так ловко висел, а сейчас, значит,
не желаешь?
- Не желаю, - сонно сказал коридорный.
- Это почему?
- Не желаю, и все, - осклабился нахально. - Чего звали-то?
- А я тебя вовсе и не звал. - Дуров засмеялся, засипел похоже на
испорченный бой дешевых стенных часов. - Не звал, на что ты мне сдался. Да
уж входи, что ли, закрой дверь, дует же, черт возьми!
- Какая дверь, господин? - словно бы удивился малый. - Выдумаете тоже -
дует...
Но дверь притворил поплотнее и как-то странно, волнообразно, рыбкой
морским коньком пошел... нет, не пошел - поплыл на Анатолия Леонидовича. И
вот тут-то случилось непостижимое, коридорный на глазах преображался: откуда
ни возьмись - подбородок выдвинулся круглый, с ямочкой, чисто выбритый
досиня, припудренный; франтовские усы распушились; изящнейшими очертаниями