"Владимир Кораблинов. Чертовицкие рассказы" - читать интересную книгу автора

охватывало его. Словно всю жизнь шел он впотьмах, и вдруг ослепительный свет
блеснул перед ним и озарил мир, который он до сих пор не замечал и который
оказался таким прекрасным!
Так, наполненный этим изумительным чувством, ехал Прохор со своими
спутниками, и перед глазами вставали необыкновенные, одна краше другой,
картины. Он часто задумываться стал, и Пантелей, заметив это, как-то раз
сказал Кольцову:
- А что, хозяин, не с глазу ли что с нашим Прошкой приключилось? Давеча
кличу его, а он чисто пенек - не слышит ни рожна!
А как было слышать Прохору, когда все в нем пело и казалось, что самый
воздух этой необхватной степи звенел певучими словами:

Испещренные цветами,
Красны хо'лмы вижу там...
Ах, зачем я не с крылами?
Полетел бы я к холмам.
Там блестят плоды златые
На сенистых деревах;
Там не слышны вихри злые
На пригорках, на лугах...

И так нескончаемой песней тянулся погожий сентябрьский день, а ночью
Кольцов опять распахивал перед Прохором двери в великолепный мир поэзии, и
опять, не сводя глаз с Кольцова, в восторге и ужасе слышал он, как

Из темной бора глубины
Выходит привиденье -
Старик с шершавой бородой,
С блестящими глазами,
В дугу сомкнутый над клюкой,
С хвостом, когтьми, рогами.
Идет, приблизился, грозит
Клюкою Громобою...
И тот, как вкопанный, стоит,
Зря диво пред собою...

И всего-то навсего в кожаной сумке у Кольцова, где возил он с собой
пару чистых рубах да праздничную, табачного цвета, поддевку, - всего-навсего
было две небольшие книжечки, а сколько чудес заключалось в них!
Прохор вглядывался в строчки: ряды черных букв стояли как солдаты да
плацу, прямо и ровно, но молчаливые и таинственные. Что в них? Да как будто
бы и ничего. Ан нет, брат, шутишь! Все в них - и лазурные моря, и страны
неведомые, и разные диковины, вроде как черт с Громобоем связался, да только
не для Прохора все это: надобно было уметь читать, а этого-то он и не умел.
И вот как захотелось ему научиться грамоте. Однажды, когда подъехали
они уже к великой русской реке Волге, не выдержал Прохор и, перемогая
робость, сказал Кольцову:
- Эх, кабы ты, Василич, научил меня книжки читать!
Путники стояли на берегу Волги, ждали парома. Был ненастный день -
сентябрь наконец обрушил на землю дожди. Кольцов сидел на пегой своей