"Януш Корчак. Когда я снова стану маленьим" - читать интересную книгу автора

реки?
Я был и эскимосом и собакой, преследовал и убегал от преследователей,
был победителем и невинной жертвой случая, артистом и философом,- жизнь моя
звучала, как оркестр. И я понимаю, почему ребенок может быть зрелым
музыкантом. И когда мы присмотримся внимательнее к его рисункам,
прислушаемся к его речи, когда он наконец поверит в себя и заговорит,- мы
постигнем его огромную своеобразную ценность. Мы обнаружим в нем поэта,
художника, мастера чувства. Это будет. Но мы еще не доросли до этого.
Я совершил сегодня путешествие в страну вечных снегов, обращенный в
пса, оскаливал клыки...
Но разве это все? Со мной произошло еще много, много другого.
Когда я играл с Иренкой, кукла была не куклой. Не в кармане пальто она
лежала, не под подушкой, а в лесной чаще, в подземелье, в болотных топях,
на дне моря...
Я не говорил об этом Иренке, потому что Иренка маленькая, все равно бы
не поняла. Это была уже моя собственная игра.
Я забыл добавить, что тогда как раз вошла мама. Мама говорит:
- Отдай ей куклу! Зачем ты ее дразнишь?
- Мы так играем,- отвечаю я.
- Ты, может быть, и играешь, а она злится: на лестнице слышно, как она
кричит.
Я забыл рассказать, что в углу подвала мне померещилось что-то белое,
вроде человека без головы, в саване. И когда я бежал из подвала, то одно
мгновение я не зайца гнал, а убегал от привидения. Это длилось всего
секунду, но у меня колотилось сердце, а в глазах мелькнули три черные
молнии.
И еще я не рассказал, как мне на уроке хотелось пить. А учитель выйти
не позволил.
- Скоро будет звонок, тогда напьешься!
Учитель прав. Но я ребенок, я теперь по-другому меряю время. У меня
теперь другие часы, другой календарь. День мой - вечность, которая делится
на короткие секунды и долгие столетия. Нет, не десять минут мне хотелось
пить!
Я забыл рассказать, что товарищ разрешил мне на перемене поиграть на
новой губной гармонике - только попробовать, хорошая ли. Потому что он ее
расхваливал, говорил, что она самая лучшая, нержавеющая, прочная. Играл я,
наверное, не больше минуты - один разок,- вытер о куртку, отдал. И все.
Вот в том-то и дело, что не все. Потому что если он эту гармонику
потеряет, обменяет, продаст или поломает, а у меня через полгода будет
своя, и он попросит, то я это буду помнить и тоже позволю ему поиграть. А
если бы я ему не дал, он имел бы право сказать:
- Вот ты какой! А я тебе позволял!
Такие услуги не забываешь, если ты честный человек!
Я не упомянул и о том, что пальто у меня длинное, на рост. Оно мне
мешало, когда я бегал на перегонки с трамваем. До тех пор пока я не
вырасту, оно будет мешать мне всегда, всякий раз, как надену. Опять ае
мелочь, и продолжалось это трудно сказать сколько. Полгода, год, вечность?
Еще я не записал, что вдруг я заметил на окне живую муху. Я
обрадовался, стащил потихоньку кусок сахару и бросил ей несколько крупинок.
Я кормил саму весну. И пусть бы только Иренка или кто другой осмелился ее