"Ольга Корчемкина "Тетя Надя умирает последней" " - читать интересную книгу автора

сразу отправлять домой?
Раздается возмущенное шипение:
- Да ты в этом ничего не понимаешь!
- Да ты просто завидуешь!
- Чего тут понимать и чему тут завидовать - вновь удивляюсь я - зачем
обеспеченному мужику мучаться и искать шлюх, платить им деньги, когда
можно завести такую дуру - и всегда под рукой, и на подарки немного
уходит, и заболеть меньше шансов.
Их глаза стекленеют, зубы вытягиваются, превращаясь в клыки, Гневная
Анна бросает вязание, у Hаташи на ногтях вместо лака поблескивают капли
моей артериальной крови. Я позорно спасаюсь бегством. Да, не стой на пути
у высоких чувств. Они не любят меня, и абсолютно правы. И я отвечаю им
взаимностью.
Откормили ужином. Вечера у нас обычно спокойные. Hачальство уходит
домой, остается лишь дежурный врач, сестры, и санитарка, то бишь я. Сестры
смотрят телевизор, врач у зава в кабинете играет в "DOOM", я брожу по
отделению, вожусь с больными, читаю книгу.
Девочки пожарили картошку, достали спирт. Доктор сходил за бутылочкой
Монастырки. Сели ужинать по второму разу. Отрешенно жуя картошку я на
секунду вслушалась в разговор и замерла. Говорил доктор:
"Я не знаю, зачем мы их мучаем, и все эти показатели - смертность в
первый день, смертность в третий день... Зачем? Вы замечали, какие у них
сосредоточенные, пустые лица - как будто они выполняют важную и тяжелую
работу, а мы им мешаем... человеку умереть не так-то просто... Может они
рождаются где-то там, а мы их удерживаем тут.
- Да-а, надежда умирает последней - заявляет Глубокомысленная Анна.
Доктор задумчиво на нее смотрит - она ничего не поняла. Он понуряет
голову и кивает головой:
- Да, эта тетка всегда умирает последней.

Я проверила своих подопечных, немного поболтала с Булгаковской
Маргаритой, перевернула на бок Юру, обработала пролежни и ушла спать.
Сквозь дремоту я слышала как укладываются сестры, как бубухает
расправляемый диван, затем все утихло. Внезапно я проснулась. Тихонько
выползла из-под одеяла, села, прислушиваясь: тишина... Идти в палату не
хотелось. Hу,- уговаривала я себя,- сходи, загляни, и сразу спать. Там же
все хорошо - тихо вон... И все еще поскуливая, похныкивая я уже захожу в
палату с противной дрожью в животе - так всегда бывает, когда мало
поспишь. А-а-а, вот что... Старуха умирает...
Она почти такая же, как и днем, но я знаю, что наступил ее конец. Я
всегда знаю, когда они умирают. В американских фильмах актеры гибнут
красиво и пристойно: тоненькая струйка крови из уголка рта и
обездвиженно-статичный поворот головы. Здесь же умирают неприлично долго,
с отхождением газов, с расслаблением сфинктеров пред лицом Hепознаваемого.
Умирающие так же равнодушны и апатичны, как и медперсонал. Говорят,
человеку легче умирать, если кто-то сидит рядом и держит его за руку. Я
беру остывающую когтистую лапку старушки и осторожно ее сжимаю.
- Мне не жаль тебя. - говорю я ей - Почему я должна тебя жалеть? Я ведь
тоже умру. Позже на день, год, но ведь так же буду лежать и клокотать...
Я медленно наклоняюсь и заглядываю в ее гнойные полураскрытые глаза.