"Данил Корецкий. Рок-н-ролл под Кремлем" - читать интересную книгу автора

в английскую булавку... "Ка-а... Ка-а..." Кролик-малолетка. От каждого
случайного прохожего шарахается, как от удава. Подойти, что ли, сказать,
чтобы на затылки смотрел лучше? Гладко выбритый затылок, высокие виски,
короткая стрижка - это сто процентов гэ-бэ или милиция. А остальные - хоть
токарь, хоть пекарь, хоть секретарь райкома комсомола - уже нет, уже кудри
или хоть "канадка" с гривкой... А может, он прав? Бояться надо всех.
О! Жан! Припозднился, однако. Молоток. Два беглых взгляда - и уже
объял, обволок Кертиса Вульфа. Шикарно мордой хлопочет. Поток. Никто не
вырвется. И Кертис не выскользнет, пока Жан - он же Иван, да еще, говорят,
Иванович,- не высосет из него все, что запланировал. Гений. Сорок слов из
английского, сорок слов из французского, морда, мимика, как у Чаплина,- и
готов иностранишка, упакован, пронумерован. Ласковый такой вампир. Жутко
обаятельный.
Еще минут пять - и вся эта мутота рассосется. Времени-то у них - только
до автобуса. Вон - куколка-гид уже на ступеньки взобралась, чтобы всем нам
было удобнее на нее любоваться:
- Отсюда, из самого сердца России, берет начало мощная артерия, у
истока которой мы находимся...
Узкая ладошка показывает в сторону Красной площади. Это сердце, надо
понимать. Группа Спайка только что оттуда. Теперь по артерии, словно
компания тромбов, они направляются к периферийным органам.
Сердце России они осматривали с другим гидом - сухопарой женщиной
средних лет, с длинным и унылым лицом. И экскурсия оказалась ей под стать.
Собор Василия Блаженного с темными, зловещего вида переходами, напоминающими
о заговорах и убийствах, Лобное место, окруженное аурой предсмертного ужаса
казненных, Мавзолей с бледно-восковой мумией вождя мирового пролетариата,
некрополь в Кремлевской стене - все это не настраивало на веселый лад.
А потом их встретила эта девочка, и картина вмиг изменилась, засверкала
всеми красками радуги.
- ...Пошел! Уже столпы заставы Белеют; вот уж по Тверской Возок несется
чрез ухабы...
Под четырехстопный ямб "Евгения Онегина" группа погрузилась в автобус.
Перед погружением Спайк "отксерокопировал" в памяти несколько лиц из числа
зевак, столпившихся на почтительном расстоянии от группы.
Похоже, по-русски здесь понимают только двое: сам Спайк и немолодая
женщина из Уолдасты, штат Нью-Йорк. Ее дедушка держал кожевенную мастерскую
под Смоленском, а прабабушка, крепостная крестьянка, играла в так называемом
"домашнем театре" барона Гольцева.
Тронулись, поехали.
- В тридцать втором году на Белорусском вокзале жители Москвы встречали
прибывшего с Капри великого пролетарского писателя Максима Горького...
Спайк вздохнул. Неплохо жили пролетарские писатели! Капри и сейчас один
из самых дорогих курортов мира. Сам он не может себе позволить отпуск на
этом чертовом острове!
- ...Вдоль всей Тверской улицы, по которой ехал писатель, стояли толпы
восторженного народа. В том же году по просьбам трудящихся Тверская была
переименована в улицу Горького...
- Как будто мало они хлебнули горького в своей жизни,- негромко
произнесла женщина из Уолдасты. Пожалуй, больше никто в группе не понимает
значения этого слова. Горький для них просто Gorky. Безвкусный,