"Анатомия предательства: "Суперкрот" ЦРУ в КГБ" - читать интересную книгу автора (Соколов А. А.)

ПРОВЕРКА: ЛАРК — ДВОЙНИК ЦРУ

В соответствии с планом в 1969 году началась поэтапная проверка Ларка и одновременно активизация его работы. Он продолжал заниматься анализом материалов по советскому военно-морскому и гражданскому флоту, в том числе полученных от американских военных атташе из разных стран. На встречах я подчеркивал необходимость выявления агентурных источников информации. Но каждый раз он отвечал, что материалы поступают к нему тщательно обработанные, даже иногда усеченные в целях сокрытия источников получения. Однажды рассказал, что в начале 60-х годов ЦРУ привлекало его для анализа и оценки секретных материалов по советскому подводному флоту. Они не были документальными, но излагали точку зрения советских моряков. Он не знал. от какого источника они были получены, да и этот вопрос его в то время не занимал.

Интересно отметить, что в изданной в России в 1993 году книге о предателе Пеньковском «Шпион, который спас мир»  упоминается докладная записка внутреннего пользования ЦРУ, где говорилось, что в 1961 году «недавний советский невозвращенец, капитан военно-морских сил, отзывался о «Военной мысли»  как о наиболее авторитетном и секретном советском военном издании». Речь идет, вполне вероятно, о Ларке. Пеньковский передавал американцам фотокопии этого журнала.

Трудно было не поверить звучавшим вполне правдоподобно объяснениям Ларка. Аналитики спецслужб лишь в редчайших случаях и при острой необходимости могут быть осведомлены о конкретных лицах, поставляющих информацию. Зная объекты и страну, они могут в лучшем случае установить, на каком служебном уровне находится источник. При хорошо поставленной аналитической работе также определяется, достоверна ли информация. Примерно так выглядела ситуация и с Ларком.

Не останавливаясь на всех проверочных мероприятиях и не вдаваясь в их детали, расскажу лишь о наиболее важных. Независимо от хода проверки, параллельно с ней я начал оснащать его необходимой оперативной техникой. В 1969 году заменил тайнописную копирку третьей категории надежности на новую — первой категории, но уже известную разведке ФРГ после провала там нашего агента. Для хранения копирки и письменных сообщений передал специальный контейнер в виде портативного автомобильного огнетушителя, в котором автоматически уничтожались вложенные бумажные документы, если он открывался без отключения секрета. В конце 1970 года я также передал Ларку радиоприемное устройство для получения и автоматической записи у него дома наших условных сигналов по связи — переделанный бытовой радиоприемник с магнитофоном. Мы вместе испытали его и убедились, что работает он вполне надежно.

В плане проверки представляла интерес, в частности, его информация по двум предателям — бывшему сотруднику ПГУ Голицыну и бывшему заместителю начальника отдела Второго главного управления КГБ Носенко.

Сообщения Ларка по Голицыну, как мы считали, соответствовали действительности, они частично подтверждались имевшимися материалами от других источников. Ларк подробно рассказывал о настроениях предателя, его отношениях с ЦРУ, поездках в другие страны для разоблачения агентуры КГБ, личной жизни и т. п. Передал адрес, по которому тот проживал в отдельном доме под Вашингтоном в небольшом городе в Вирджинии. В резидентуре имелись фотографии и описание примет Голицына. При выезде к этому дому я несколько раз видел около него мужчину, очень схожего с Голицыным даже по манере ходить. Дом стоял на пригорке и просматривался с дороги только с одного места, но подъехать к нему так, чтобы не вызвать интереса у владельца, было невозможно. Поэтому решили пока не проводить по Голицыну оперативных мероприятий и ограничиться наблюдением за ним через Ларка.

С начала 1970 года Ларк стал давать информацию по Носенко. Весьма подробно рассказывал о всех сложностях его отношений с ЦРУ, недоверии к нему со стороны контрразведки, охватившей его депрессии. Высказывал предположение, что американцы не верили ему не потому, что считали засланным от КГБ, а, главным образом, по причине возникающих время от времени в ЦРУ кампаний шпиономании. На одной из встреч сообщил и его точный адрес. Оказалось, что Носенко проживал в многоквартирном доме в Арлингтоне приблизительно в миле от меня. Назвал Ларк и модель, и цвет его автомашины, но номерные знаки увидеть не сумел.

При выезде к дому, стоявшему, как и многие другие в этом районе Арлингтона, обособленно, я пришел к выводу, что работники резидентуры на автомашинах с дипломатическими номерами, собирая более подробную информацию, могут быть зафиксированы и это приведет к нежелательным последствиям. Центр согласился с такой точкой зрения и сообщил, что для установки Носенко будет привлечен разведчик-нелегал. Спустя пару месяцев из Москвы прислали отчет нелегала с подробным описанием обстановки вокруг дома, подъездных дорог, характеристикой контингента проживающих лиц и тому подобной информацией. Машину указанных модели и цвета, принадлежащую якобы Носенко, нелегал видел на парковке у дома в вечернее время, но, к сожалению, не смог считать номерной знак по причине большой непогоды в тот день в Вашингтоне.

Информация по этим двум изменникам выглядела, при первой оценке, как имеющая возможности для ее реализации — прежде всего более подробной установки их по месту проживания. Однако мы отказались от дальнейшей работы силами резидентуры из-за возникших трудностей. Анализируя в целом ситуацию, не исключали, что ЦРУ, в руках которого находились эти предатели, передало нам через Ларка достоверные данные, чтобы укрепить доверие к нему, даже понимая, что КГБ может их убрать. Если же исходить из того, что его сообщения являлись дезинформацией и по указанным адресам планировалось провести против нас какие-то мероприятия, то ЦРУ пришлось бы на протяжении неопределенного времени держать там специальные оперативные группы. Этот вариант для ЦРУ, как казалось нам, был малоперспективным и дорогостоящим. В дальнейшем я расскажу, почему закончилась работа по Голицыну и Носенко.

По программе Net Fish Ларк не представил никакой информации, заявлял, что к этой работе его не привлекают, а проявлять какую-либо инициативу он не считает возможным по соображениям безопасности. Задание мы сняли. Однако где-то в конце 1969 года нам стало известно от других источников, что вдоль континентального шельфа восточного и западного побережий США действует гидроакустическая система наблюдения за нашим подводным флотом. Скорее всего, Ларк получал информацию о передвижениях лодок, снятую этой системой, но нам не сообщал.

В конце 1968 года Ларк при обсуждении вопросов по ЦРУ заметил, что в 1964-65 годах несколько раз посещал его нью-йоркское отделение. Для меня эти слова явились полной неожиданностью. Ранее об этом он не говорил — хотя тема по объектам и персоналу ЦРУ присутствовала постоянно в наших беседах — и, как мне показалось, сказал случайно. Наши резидентуры в то время не знали точного адреса этого отделения, использовавшего якобы крышу какой-то коммерческой фирмы, и эти сведения представили бы оперативный интерес. Я попросил дать мне адрес, но Ларк ответил, что не помнит, и назвал лишь примерный район Нью-Йорка. «Когда будете там в следующий раз, то посетите этот район и выясните адрес»,  — продолжил я. Он согласился.

На следующей встрече он подробно объяснил, что побывал в Нью-Йорке, но не смог найти место, где располагалось отделение ЦРУ. Чувствовал себя при этом неловко, как бы оправдывая свою забывчивость. Можно было подумать, что он говорит неправду, но все-таки это было бы пока предположением.

На одной из встреч в 1969 году при обсуждении его контактов с ЦРУ Ларк рассказал, что в прошлые годы его приглашали лишь несколько раз для консультаций по советским военно-морским кораблям. Но в прошедшем месяце он вызывался дважды, и как сообщили ему сотрудники ЦРУ, у них для него есть работа на целый год. С самого начала встречи проходили на одной и той же конспиративной квартире в Вашингтоне. Назвал ее адрес. Рассказал, кто из сотрудников Лэнгли обычно присутствует, набросал план квартиры, описал мебель. По его наблюдениям, квартира посещается также другими людьми. Оказалось, что многоэтажное жилое здание, где она находится, расположено недалеко от нашего посольского дома для технических работников. О контактах с работниками ЦРУ на конспиративной квартире Ларк рассказал впервые — прежние деловые встречи, как он говорил, происходили у него дома.

Сейчас ему поручили провести анализ разведывательных материалов, полученных ЦРУ техническими средствами, по новым советским военно-морским кораблям — вертолетоносцам «Москва» и «Ленинград», находившимся в плавании в Средиземном море. Поставлена задача определить их боевое предназначение. Сделать этого пока не удалось, имелись разные точки зрения, но требуется установить точно. Поэтому обращается ко мне с просьбой помочь ему и предоставить информацию по этому вопросу. Просит передать его просьбу соответствующим лицам в Москве и заверить их, что эта информация поможет ему якобы решить вопрос аналитическим путем и тем самым повысить свой авторитет. В ответ Центр рекомендовал сообщить Ларку, что данные по этим кораблям засекречены и не могут передаваться американцам. Свое недовольство таким ответом он не скрывал.

В 1969 году при обсуждении структуры РУМО и характеристик на его коллег я поинтересовался, каким телефонным справочником он пользуется — своего отдела или общим. Он ответил, что может брать любой из них. В справочнике по РУМО, имеющем гриф секретности «Только для служебного пользования», в алфавитном порядке указаны фамилии всех сотрудников. Его можно без всяких подозрений взять в свой кабинет. На мой вопрос, сможет ли он незаметно для других переснять его на фотопленку, ответил утвердительно, но сразу же отметил, что никогда не пользовался фотоаппаратом и к тому же пронести его в здание РУМО нельзя — все личные вещи сдаются при входе. Я объяснил, что обычный фотоаппарат не понадобится, — передам ему простую в обращении специальную портативную фотокамеру, ее можно пронести в кармане пиджака. Она будет внешне выглядеть как обычная пачка сигарет «Уинстон», которые он иногда курит. Надо будет лишь под определенным углом провести ею по печатному тексту, и тот перенесется на микропленку, которой хватит примерно на шестьдесят страниц. Справочник целесообразно снимать частями, отснятую пленку передавать через тайник.

В следующий раз мы встретились вечером около торгового центра в отдаленном пригороде Вашингтона. У меня все больше усиливалось сомнение в честности Ларка. Порой возникало чувство недоброжелательности, желание каким-то образом сломать его психологически. Вопрос о перевербовке отпадал сам по себе: если он предал дважды, предаст и в третий раз. В тот вечер во время операции по выброске подобные мысли не покидали меня. Подходя к месту встречи, увидел его спокойно прогуливавшимся и курящим трубку. Решение пришло само собой.

Сразу же после обмена приветствиями предложил отъехать на его машине пару миль, чтобы в более безлюдном месте передать ему фотокамеру и в спокойной обстановке объяснить, как ей пользоваться. Прежде я так никогда не поступал. Мы сели в его «Фольксваген», я стал указывать дорогу, сворачивая то на одну улицу, то на другую, создавая полное впечатление, что хорошо знаю район и мы едем в определенное место. Он стал спрашивать, куда ведут эти дороги, где мы находимся и скоро ли остановимся. В его голосе появились тревожные нотки, было понятно, что с этими местами он не знаком и явно волнуется. Въехали в жилой, плохо освещенный и малонаселенный район. Через пару минут попросил его остановиться. Вышли из машины. Передал ему камеру и подробно начал объяснять, как ей пользоваться. Было видно, что у него наступило облегчение. Я понял, что этот жесткий, на грани оперативной дозволенности, но выглядевший вполне обоснованным в данной ситуации прием косвенной проверки Ларк не прошел.

очему он проявил такое откровенное беспокойство, которое не смог скрыть? — спрашивал я себя позже. Ведь он должен считать, что мы относимся к нему с доверием, всячески оберегаем от опасности. Более того, сразу же при встрече я сообщил о его помиловании Президиумом за честное сотрудничество с нами. Скорее всего он, пришел я к выводу, что его волнение было вызвано существовавшим у него чувством опасности и естественной в данном случае постоянной боязнью, что КГБ готового расплатиться с ним за двурушничество. Вероятно, подобные опасения он не раз высказывал своим кураторам в ЦРУ. Однако в действительности десяток лет спустя «расплатилось» с ним не КГБ, а ЦРУ.

Что же касается задания по телефонному справочнику, то он дважды оставлял в тайнике фотопленки, и дважды на них ничего нельзя было разобрать. На очередной встрече передал мне третью пленку, также оказавшуюся пустой. При обсуждении причин «неудачи» заверял меня, что соблюдал все инструкции при фотографировании. После проверки камеры в резидентуре я вновь принес ее и попросил попытаться все-таки сфотографировать справочник. Но опять пленки были пустые. В итоге он пытался убедить меня, что не может научиться фотографировать и ничего путного из этого дела не получится. Замечу, камера была проста в обращении и съемку производила безукоризненно, — что неоднократно подтверждалось в Москве и в резидентуре, — как до передачи ее Ларку, так и после. Фотокамеру он вернул. Н е придавая «неудаче» особого значения, я больше к этому вопросу не возвращался.

Этот факт в совокупности с другими заставил нас весной 1970 года придти к твердому и окончательному выводу — Ларк двойник и работает под контролем ЦРУ.

Если рассматривать все происшедшее со справочником РУМО с позиций американской действительности, то, конечно, ЦРУ не могло самостоятельно передать советской разведке, считая это даже оперативно необходимым, документ другого ведомства с фамилиями сотрудников военной разведки — использование справочника нами грозило им потенциальными неприятностями и могло нанести реальный ущерб безопасности США. ЦРУ прекрасно понимало, что такие данные требуются нам для установки лиц и организации вербовочных разработок. Кроме того, фотографирование одного документа повлекло бы за собой задания и по другим, что, конечно, не входило в планы ЦРУ. Согласие Ларка, возможно, было вынужденным, даже спонтанным, и отказ выглядел бы нелогичным. Но если бы Ларк не был подставленным агентом ЦРУ, то он выполнил бы наше задание хотя бы во второй, третий или пятый раз — препятствий для этого у него в РУМО не существовало.

Реализуя план работы с Ларком, осенью 1970 года я сообщил, что за «честную и плодотворную работу»  он восстановлен в звании капитана 3-го ранга и в дальнейшем очередные воинские звания будут присваиваться «в соответствии с действующими в Советской Армии сроками». Также сказал, что в июне 1971 года после пятилетнего пребывания в США я возвращаюсь в Москву, Центр в интересах обеспечения безопасности принял решение о передаче его на связь нелегалу — советскому разведчику, проживающему в США под видом американского гражданина.

— Сотрудники легальной резидентуры встречаться с вами не будут, — продолжал я, — в ходе отдельных контактов надлежит обсудить вопросы связи и знакомства с нелегалом. Перевод произойдет через некоторое время после моего отъезда. До этого вам необходимо будет познакомиться с работниками Центра для обсуждения деталей. Первая встреча назначена на апрель 1971 года в Монреале. Условия связи передам в марте месяце.

Ларк воспринял мои слова спокойно, выразил благодарность за столь высокое к нему доверие, а также за восстановление его в звании. Несмотря на результаты проверочных мероприятий, работа с Ларком шла в обычном режиме — он ежемесячно закладывал тайнописные сообщения в тайник, личные встречи проводились три-четыре раза в год. К концу 1970 года сложилась ситуация, из которой стало понятно, что ЦРУ, передавая через него некоторые данные, пыталось определить — верим ли мы ему или ведем свою игру.

Если мы полностью доверяли Ларку, то должны были проводить по его информации оперативные мероприятия, которые ЦРУ с помощью ФБР в любом случае зафиксировало бы. Такую цель, вполне очевидно, преследовало и его сообщение о конспиративной квартире в Вашингтоне: американцы осознавали, что мы попытаемся через него поставить там технику подслушивания, если, конечно, доверяем ему. Мы «пошли им «навстречу», продолжая начавшуюся игру до конца.

До моего отъезда оставалось закончить мероприятие по «установке» подслушивающей техники на этой квартире. На встрече в декабре 1970 года я спросил его, можно ли пронести с собой в квартиру небольшое прослушивающее устройство и незаметно оставить его на некоторое время — мы хотим послушать разговоры, которые там ведутся. Объяснил, что нас интересуют не его беседы, о которых он подробно сообщает, а контакты ЦРУ с другими посетителями. Ответ последовал утвердительный. Обсудили варианты закладки в мебели небольшого деревянного бруска с вмонтированными микрофонами и решили, что лучше всего прикрепить его под тахтой в гостиной, где, как правило, ведутся беседы. В очередное посещение квартиры он изымет брусок и вернет нам. Ларк ответил, что справится с таким заданием.

Для придания операции большей правдивости я и специалист резидентуры по оперативной технике несколько раз выезжали к дому — для проверки на месте качества прохождения сигнала до нашего посольского дома, где был оборудован автоматический прием. Наружного наблюдения за собой не видели.

В начале 1971 года передал Ларку закладку. Одновременно объяснил условия связи с представителем Центра в Монреале в конце апреля. В марте месяце через тайник он сообщил, что задание по закладке выполнил. Но как мы и предполагали, передачи информации с конспиративной квартиры не последовало.

В мае 1971 года состоялась моя последняя личная встреча с Ларком. Он поделился своими впечатлениями от поездки в Монреаль, которая, по его мнению, прошла благополучно и он ею удовлетворен. Подозрительных моментов не замечал. Вблизи небольшого портового ресторана, где он встретился с работником Центра, несколько минут стояла полицейская машина, но, как он уверен, отношения к наблюдению за ними она не имела.

Вернул мне закладку и подробно рассказал, как ее ставил и изымал. О результатах я ему не говорил и лишь поблагодарил за работу. В конце беседы обсудили еще раз условия экстренной связи. От имени Центра и от себя поздравил Ларка с успешным завершением весьма плодотворной пятилетней работы с нами и выразил надежду на встречу в будущем.

Итак, первая задача по Ларку была решена — установлено, что он двойной агент и работает на ЦРУ. С этого момента операция ЦРУ по его использованию против советской разведки находилась под нашим постоянным контролем. Оставалось решить вторую задачу: вывести его в Союз, получить оперативную информацию, провести пропагандистские мероприятия и решить вопрос об исполнении приговора суда. Возможно, что он мог бы быть помилован и высшую меру наказания заменили бы каким-либо сроком тюремного заключения. Артамонов был и оставался изменником, притом дважды предавшим свою Родину.

ЦРУ утвердилось во мнении, что успешно подставило своего агента, и на следующем этапе ожидало передачу его на связь нелегалу советской разведки. В Лэнгли не раскрыли наших замыслов, не поняли нашей игры. Но никто не мог тогда предположить — ни КГБ, ни ЦРУ — что принесет более чем через четверть века дело Ларка этим двум противоборствующим крупнейшим разведкам мира.

В июне 1971 года на флагмане нашего пассажирского флота теплоходе «Александр Пушкин»  я с семьей отбыл из Монреаля домой. Больше с Ларком я не встречался.

Покидая Америку, отчетливо сознавал, что работать в этой стране мне больше не придется. Остальные страны НАТО будут для меня также закрыты, так как после вывода Ларка в Союз я стану расшифрованным советским разведчиком. Более того, мне было понятно, что после захвата Ларка ЦРУ примет все меры и попытается нанести мне ответный удар, в какой бы стране я ни находился, — слишком велика и неожиданна будет их потеря.

Но тогда эти мысли меня мало беспокоили. Я был полностью удовлетворен результатами своей работы в Вашингтоне.