"Андрей Корф. Сто осколков одного чувства " - читать интересную книгу автора

раскаяния и понимания. И Одиночество корчилось в двух шагах от них
полураздавленным червем, хватая за ноги случайных прохожих.
Утром, чумазые и пахнущие черт-знает-чем, они не смогли поймать машину,
и ушли пешком.
Они разошлись каждый своей дорогой, и солнечная медуза все норовила
заплыть сбоку, чтобы ужалить их в бесстыжие глаза. Горы проводили их птичьим
хором, за бывшей помойкой мудро улыбались купола церквей. Пыльный, шумный
Город просыпался и прогонял наваждение, как умел. А умел он это хорошо.
Придя домой, она пошла в ванную и привела себя в порядок. Как никак,
сегодня у нее снова был экзамен. Я лично поднес ей букет роз, когда она
сдала его на "отлично" и снова вышла на горы, названные в честь самого
замечательного в мире воробья. Улыбнувшись мне, она пошла к перилам,
неотрывно глядя в глаза красивому спортивному парню. Он отличался от
вчерашнего только ростом (выше), плечами (уже) и цветом волос (светлее). Они
постояли, говоря о чем-то вполголоса, потом, обнявшись, ушли есть мороженое.
Она верила в любовь с первого взгляда. На другую у нее просто не
хватало терпения.

Эротический этюд # 10

Ей было плохо. Кружилась голова, солнце било в затылок, рука, онемевшая
еще утром, порой взрывалась колокольной болью. В глазах копилась
спасительная темнота, и, собравшись в кулак, прогоняла жару коротким
освежающим забытьем.
Она точно знала, который час, и это было ужаснее всех остальных мук.
Отвратительные часы, в которых не осталось ни одной царапины на циферблате,
которую она не прокляла бы, тикали, и секунды муравьями карабкались по ее
воспаленной коже, без цели, мерно, терпеливо, шевеля усиками стрелок.
Она вспоминала вчерашнюю девочку - хорошо одетую, со вкусом
накрашенную, слегка влюбленную и слегка пьяную. Как звали эту девочку? Была
она или только пригрезилась, встав в сегодняшнюю очередь воспаленных
видений? Среди которых был и он - ее ненаглядный дурачок, красивый и такой
чистый, что сейчас ей хотелось блевать при одной мысли об этом. Особо
помнилось: "Скажи только: "Хватит!" - и я достану ключи". Ха!
И еще раз. Ха!
Погоди, милый, мы еще поиграем.

Он начал праздновать труса еще вчера вечером. Тогда наручники были
игрой, после головокружительного кайфа, пойманного в крайне неудобной позе,
она готова была простить временные неудобства, вызванные правилами игры.
Отвалившись от нее, он спросил: "Ну, что? Хватит?" Она неожиданно резко и
злобно рассмеялась. Он смутился и сел за стол, молол чепуху, курил, выпивал
и наливал ей. Она не отказывалась, курила и пила вместе с ним, стряхивая
пепел в заботливую пепельницу.
Жара парила их обоих, голых, уродливых в свете грошовой лампочки без
абажура. Он суетился, уговаривал глазами, запирая слова сигаретой. Она
молчала. Он теребил ключи, несколько раз клал их поближе к ее свободной
руке. Она напилась и только хохотала, бессмысленно перекладываясь с места на
место на раскаленном линолеуме. Ключи блестели на столе, ртутью
перекатывались из угла в угол.