"Андрей Корф. Сто осколков одного чувства " - читать интересную книгу автора

обе руки в брюки и, боясь расстегнуть их, стал судорожно дрочить, надеясь
избавиться от наваждения, не обидев ребенка. У него потемнело в глазах, до
спасения оставался миг, когда вдруг рядом... то есть совершенно рядом!..
раздалось всхлипывание.
Она сидела на унитазе, голая, беспомощная, и... плакала. Представьте,
она плакала, неся при этом какую-то полнейшую чушь. О том, что ее никто не
любит, о том, что у нее прыщи и кривые ноги, о том, что она убьет какую-то
Таньку, если та не перестанет отбивать у нее мужиков...
И... И... И... Все прошло. Он с огромным облегчением вдруг понял, что
перед ним - обычный ребенок. Раскольник в штанах съежился, а в сердце
ворохнулась огромная, обыкновенная, щемящая жалость к брошенному щенку. Он
поставил ее под душ и смыл всю дрянь, под которой открылись васильковые
глаза и, увы, самые обыкновенные прыщики. Он мыл ее, как дочку, которая
могла случиться много лет назад, если бы не суматоха студенческой жизни...
Потом он завернул ее в огромное полотенце, и они пили чай на кухне,
которая вдруг показалась ему уютной и чистой.
Потом он поехал домой, порадовавшись тому, что одна кнопка в лифте
все-таки уцелела. А еще потом он обнимал свою жену, и она, удивленная,
казалась себе молодой и красивой в том небритом сутулом зеркале, которое
полагала раз и навсегда треснувшим.

Эротический этюд # 13

Они сидели на берегу озера, Мальчик и Девочка. Все уже было сказано,
последний шепот эхом ворочался в складках соседней горы, устраиваясь
поудобнее. Оглушительная тишина заложила им уши, только водомерки скользили
по зеркалу с кавалерийским топотом.
Пора было целоваться. Это знали и Мальчик, и Девочка. Оба слегка
побаивались этой минуты, потому что она могла спугнуть и тишину, и ту
невесомую паутину откровений, в которую они запеленали друг друга. Девочка
встала и пошла к воде. Тихо зашла в нее по колено, поежилась, села на
корточки и, оттолкнувшись, поплыла прочь. Надо остыть, подумала Девочка.
Хорошо бы, подумал Мальчик и, откинувшись на спину, закрыл глаза.
В утреннем полусне он и ждал ее возвращения и боялся его. Но больше,
конечно, ждал, и даже соскучился, считая удары собственного сердца. Он
набросил на голое тело плед, чтобы роса не смела прикоснуться к нему первой.
Наконец, плеснуло, и легкие шаги догнали его убегающие видения. Она
легла рядом, мокрая, и молча положила руку ему на щеку. Он вздрогнул, не
открывая глаз.
Ее рука прикоснулась и отпрянула по-детски. Так школьники, вчера
таскавшие друг друга за волосы, сегодня вдруг жмутся к стенкам и боятся
прикосновения, как удара то-ком. Он лежал, не двигаясь, и ждал продолжения.
Рука вернулась и свернулась клубочком у него на шее. "Спишь?" - спросила
рука. "Нет..." - вздрогнули ресницы. Тогда пальцы-пилигримы отправились в
странствие по его телу, и он удивился, как много им предстоит пройти. Они
наступали легко, шли молча, их короткие шаги отдавались кузнечным боем в его
ушах. Он знал, куда они бредут, и навстречу им поднималось раскаленное
солнышко его невинной плоти.
Потом вдруг подул ветер - теплый, пахнущий хлебом и вином. Он узнал ее
дыхание и понял, что ее лицо - совсем рядом. Прежде, чем ее губы коснулись