"Андрей Корф. Сто осколков одного чувства " - читать интересную книгу автора

Еще был разговор незадолго, в котором упоминались плюсы и минусы
развода, в котором были поставлены точки над А, в котором было дано
разрешение на умеренное, не выходящие за рамки, буйство. И Она, по привычке
взяв зонтик, которого брать не следовало, вышла в дождь.
Грешить.
Чтобы сохранить и спасти.
Мальчик попался сразу. Долго ли искать таких, с хуем наперевес,
мальчиков, которыми полна любая улица в любом городе... Нет, конечно... Не
долго.
Он стоял на остановке. Он попросился под зонтик. Он хорошо улыбался,
открывая немножко чистой души и много белых зубов. А главное - он был Первым
Встречным. Что и требовалось доказать.
Опустим формальности с квартирой, телефонными звонками, покупкой вина и
закуски. Вы сами сможете рассказать об этом лучше меня.
Они остались одни, в незнакомой для Нее квартире, обжитой, не из тех,
что сдаются внаем. Они позвали на помощь Джо Дассена, и он пришел, улыбчивым
ковбойским зомби затаившись в тихих колонках. Они выпили вина, много,
бутылку залпом, потом Мальчик сбегал еще за одной, они выпили и ее.
И вот они сидят, голые, в полутемной комнате, полной тихой музыки и
громких воспоминаний.
Им пора заняться любовью. Ему пора начать целовать ее губы, грудь,
живот... Ей пора откинуться назад, раздвинуть ноги и получить то, на что
давно уже пришло почтовое уведомление Времени.
Но он медлит. И она благодарна ему за это.
А по подоконнику все колотит и колотит дождь. Плохой дождь. Цинковый
дождь.

Цинковый, цинковый...

Он обнимает ее. Она вдруг понимает, что замерзла в этой чужой комнате,
и прижимается к его теплому боку. Он целует ее в губы, она удивленно
отвечает, начиная дрожать от этого, такого простого и такого забытого
ощущения... Новые губы. Новый любовник... Когда это было в последний раз?
Она улыбается, он, почувствовав напряжение губ, впивается в них, чтобы
вернуть ускользнувшую мягкость...
Она распускает губы, лицо, тело - как старый свитер, вытягивая по
ниточке-нерву всю заботливо связанную ложь последних лет... Он, почувствовав
ее слабость, начинает заполнять ее, как вода - пробоину в трюме, топя
корабль и утверждая море...
Она тает в его руках... Она позволяет делать с собой что угодно, но
ничем, слышите, ничем не помогает своему новому хозяину... Ей не хорошо и не
плохо. Ей свободно и непонятно...
Цинковый, цинковый, цинковый дождь...

Он целует ей грудь. Мимоходом она отмечает, что это нужно делать
помягче, и острый терпеливый язычок нужен совсем в другом месте, а не здесь,
но, не желая мешать происходящему таинству, молчит... Ее соски против воли
напрягаются - и тут же к ним приникают невесомые фантомы, болезненные
порождения памяти... Сначала дочка, потом сын - они терзают ее бедный,
потемневший, растрескавшийся, совсем не девичий сосок своими жадными