"Андрей Корф. Сто осколков одного чувства " - читать интересную книгу автора

говорила что-то о поезде на Киев. С площади были слышны другие городские
сверчки - клаксоны, ругань, скрежет тормозов. Где-то там была Стрелка, это
мешало им расслабиться.
- Я пошел, - Пушкин докурил до фильтра, поперхнулся и встал.
- Повяжут, - меланхолично заметил Толстый.
- Пусть вяжут, - сказал бывший комсомолец. - Заодно у ментов про нее
разузнаю.
- И я пойду, - сказал Беспалый. - Знаю одно местечко.
- Идите. Я тут подожду, - сказал Толстый, укладываясь. - Тройной
оставь, замерзну.
- Щас, - проглумился Беспалый.
Две фигуры, пошатываясь, ушли к вокзалу, где у каждого в метро был свой
человек. Толстый, которому каждый раз приходилось ругаться на входе, остался
лежать на насыпи. Через пять минут он уже спал, пользуясь случаем, в
защитном поле собственной вони.
Пушкин отправился на улочку в центре, куда однажды забрел со Стрелкой.
Она сама привела его на это место, потом достала заветные, небывалые
пол-литра настоящей водки и поделилась с ним. Они спрятались в тень от греха
подальше и сидели там тихо, как мыши, стараясь не булькать во время редких
глотков. Стрелка все поглядывала на окна напротив, особенно, когда водка
начала греть. Окна были занавешены, и Пушкин не мог взять в толк, чего она в
этих окнах такого нашла. Ему захорошело тогда, он дождался полной темноты и
полез к Стрелке, чувствуя, что на этот раз все получится. Но она шепотом
послала его на хуй и долго сидела, как сова, глядя в эти свои дурацкие окна.
Он не заметил, как заснул, а проснулся уже один, ранним холодным утром.
Сегодня Стрелки на месте не оказалось. А окна были тут как тут, куда им
деться. Окна - штука вечная, пока дом стоит, они светятся. На этот раз они
не были зашторены, и Пушкин мог всласть налюбоваться на какого-то мужика,
который кормил ужином девчонку лет двенадцати. Пушкин облизнулся на еду и
пошел обратно. Он не знал, где еще можно найти Стрелку. Идти в милицию он не
хотел по понятным причинам.
Беспалый тем временем пробрался на Ваганьково. Однажды он встретил там
Дочку, когда сидел в гостях у своих мертвецов. Она не заметила его, прошла
тихонько мимо и присела поодаль у маленькой плиты. Посидела, поплакала и
ушла. Он пошел следом, у "905-го года" нагнал ее и предложил по глотку
тройного. Она согласилась, глотнула, и остаток вечера они прошатались по
городу, пока не нашли место для ночлега.
Беспалый запомнил, где присаживалась Дочка, и сейчас отправился прямо к
могиле. На плите было что-то написано, но Беспалый забыл буквы. Он глупо
просидел полчаса, разговаривая с незнакомым покойником, и отправился
восвояси. Дочка не пришла. Беспалый решил не искушать судьбу в метро и
отправился на Киевский пешком.
Вечерело. "Поезд на Львов отправляется со второго пути... - услышал
Беспалый. На языке нелюдей это означало: "Вечереет. Пора спать..." Он
ускорил шаги и через пять минут увидел знакомую насыпь.
Толстый, Пушкин и Дочка сидели у костра, сложенного из обломков ящиков.
Дочка всхлипывала, трогая свежий фингал под глазом, Пушкин меланхолично
курил, а Толстый самодовольно усмехался. По всему было видно, что фингал -
его работа.
- Вот, - всхлипнула Стрелка. - Моталась за окружную, хотела вас грибами