"Юрий Иосифович Коринец. Там, вдали, за рекой (fb2) " - читать интересную книгу автора (Коринец Юрий Иосифович)Дым коромысломОдин раз дядя приехал откуда-то поздно ночью. Дело было зимой. Весь день и весь вечер бушевала вьюга. Я рано лёг и уснул под завывание ветра. Проснулся я от крика. Кричал дядя. Дядя сидел с папой, мамой и бабушкой на медвежьей шкуре и размахивал руками. В комнате стоял дым коромыслом. Дым таинственно освещался тремя свечами: дядя любил сидеть при свечах. Выл ветер. От ветра дребезжали окна. — Он рисовал на льду! — орал дядя. Я мгновенно вскочил с кровати. — Кто рисовал на льду? — спросил я. — Ты проснулся, мой мальчик! — сказал дядя. — Я же просила говорить потише! — сказала мама. — Кто рисовал на льду? — закричал я и полез к дяде на колени. — О! — Дядя вынул изо рта свою трубку и выпустил двадцать колец дыма. — Это было — Эх-хе-хе! — вздохнул папа. Его почти не было слышно. Дядя тискал меня в своих объятиях. — Я мог тебя больше не увидеть, мой мальчик! — Расскажи про Я весь дрожал. Дядя залпом выпил стакан чаю, стакан вина, стакан воды и стакан молока. Потом он опять затянулся своей трубкой. — Я подходил к Северному полюсу, — начал дядя. — Вокруг была кромешная тьма. Двадцать собак тащили упряжку. Ханг и Чанг шли впереди, головными. Они совсем выбились из сил. До цели оставалось несколько метров. Это был торжественный момент! Мечта всей моей жизни! Я решил сосредоточиться. Я остановил собак, сел на нарты и решил закурить. Я полез в карман за трубкой… но увы! Трубки не было! Очевидно, я выронил её где-то по дороге. Но, доннерветтер, не мог же я идти на полюс без трубки! — Почему? — спросил я. — Не перебивай дядю! — сказала мама. — Эх-хе-хе! — вздохнул папа. — Не мог я идти на полюс без трубки! — свирепо сказал дядя и ударил в пол кулаком… — К чёрту полюс, если на нём нельзя закурить! — Я тебя понимаю, — сказала мама. — Только не волнуйся. — Я не волнуюсь. Я никогда не волнуюсь! Я пошёл назад за трубкой… Вернее, пополз, потому что была кромешная тьма. Я полз по своим следам, ощупывая каждый сантиметр. — А собаки? — Не перебивайте дядю! — повторила мама. -- Я полз несколько суток, — продолжал дядя. — Потом я решил вздремнуть. Я заснул прямо на снегу. Проснулся я от яркого, мерцающего света… это было северное сияние! Оно сияло вовсю! И тут я увидел свою трубку… — А собаки? Мама посмотрела на меня умоляющим взглядом. Дядя ничего не ответил и стал раскуривать трубку. Дядя затянулся, выпустил бесчисленные кольца дыма и сделал страшные глаза. — — Ах! — сказала бабушка. — Как тесен мир! — Как ты узнал, что это Полярный человек? — спросили мы хором. — — Эх-хе-хе! — вздохнул папа. — Чем он рисовал? — прошептал я. — Мама встала, открыла холодильник (холодильником был у нас деревянный ящик за окном) и положила на медвежью шкуру… чего бы вы думали? Мы долго смотрели на этот кусок льда. Трещали свечи. Окна дребезжали от ветра. Лёд переливался всеми цветами радуги. Никогда в жизни я не видал ничего подобного! — Это северное сияние, — сказал дядя, — оно нарисовано совершенно точно! — Дядя провёл по льду пальцем. Дядя сидел важный, развалившись на медвежьей шкуре. Он был в мохнатом красном халате, загорелый, кудрявый, усатый… Он улыбался. Тёмные глаза дяди сияли. В каждом зрачке горело по маленькой свечке. У дяди был вид именинника. Я тоже провёл пальцем по льду: лёд был холодный. — Как ты смог его довезти, чтобы он не растаял? — спросил я. — Очень просто! Главное — не прерывать цепь холода! На ледоколе я положил его в трюм. В Архангельске он лежал три дня в погребе ресторана. Когда я летел в Москву, он был привязан под крылом самолёта… Вот и всё! — А где бивень? — спросил я замирающим от восторга голосом. Но дядя ничего не ответил. — Когда я увидел, что этот дьявол держит в зубах мою трубку, — продолжал дядя, — сидит и держит в зубах мою трубку, я пришёл в ярость! «Проклятый дикарь, — подумал я. — Пусть бы он украл у меня хлеб, рыбу, ружьё, собак, в конце концов! Но трубку!» Это было уже слишком! Взбешённый, я шёл прямо на него. Он заметил меня и пошёл мне навстречу. У этих дикарей дьявольский нюх! Мы постепенно приближались друг к другу. Человек помахал рукой. Я тоже. Я остановился. Он протянул ко мне руки. Я тоже. Так мы стояли друг против друга некоторое время. С одной стороны — я, цивилизованный европеец, в морской робе и высоких меховых сапогах, тщательно выбритый и причёсанный, благоухающий душистым мылом. С другой стороны — дикарь, совершенно голый, покрытый густой белой шерстью, с длинными, всклокоченными волосами и бородой, с лицом настолько почерневшим, что естественного цвета нельзя было разобрать из-за толстого слоя ворвани. Ни один из нас не знал, кто был другой и откуда он пришёл. Дядя сделал паузу и обвёл нас горящим взглядом. — Полярный человек первый начал разговор: «Здравствуйте!» — «Здравствуйте!» — «Я чрезвычайно рад вас видеть!» — «Благодарю. Я тоже!» — «Вы здесь с кораблём?» — «Нет, его здесь нет». — «Сколько вас всего здесь?» — «Со мной двадцать собак в шести метрах от Северного полюса!» Вдруг Полярный человек пристально посмотрел мне в глаза и произнёс: «Вы дядя того самого мальчика из Москвы?» — «Да, я дядя того самого мальчика». — «Клянусь, я чрезвычайно рад вас видеть!» Мы кинулись друг другу в объятия и крепко расцеловались… — Эх-хе-хе! — Папа глубоко вздохнул. — Как тесен мир! — пробормотала бабушка. — Как тесен! — Как ты мог с ним говорить? — спросил я. — Разве он понимал по-русски? Дядя ласково посмотрел мне в глаза: — Полярный человек очень любил русский язык! Кроме этого, он знал ещё четырнадцать языков. Он был полиглот! Языки он изучил по радио. Он подобрал где-то с погибшего корабля радиоприёмник. Это был интеллигентнейший человек! Поблизости находился снежный домик, где Полярный человек жил с женой и тремя детьми. Все пятеро — милейшие люди! И все они говорили по-русски. Мы прекрасно провели время. Пришлось, правда, подарить ему собак… — Каких собак? — заорал я. — Моих, моих собак, доннерветтер! Я заплакал. Я так любил Ханга и Чанга! Я упал на медвежью шкуру и зарыдал. — Безобразие! — сказала мама. — Разве можно так волновать ребёнка! Он может стать заикой! — Он никогда не станет заикой! — произнёс дядя твёрдо. — Кроме того, я одну собаку оставил… Чанг! Дверь на балкон с грохотом распахнулась, в комнату ворвался вихрь морозного пара со снегом, затушил свечи, и в темноте на меня кинулось что-то пушистое и холодное… Это был Чанг! Он спал на балконе. Когда дядя приходил к нам в гости с собаками, они всегда отдыхали на балконе. Зимой и летом. Так их закалил дядя. Чанг повалил меня на пол и сразу облизал с головы до ног. Мы катались по полу, сжимая друг друга в объятиях. Вдруг я почувствовал, что лежу в луже… — Лёд! — завопил я как сумасшедший. — Лёд! Это лёд! — Господи! — всплеснула мама руками. — Он сошёл с ума! — Я не сошёл с ума! Это лёд! Северное сияние! Шедевр! Он растаял! «Гав!» — сказал Чанг и вскочил, отряхиваясь. Я тоже вскочил. Папа закрыл дверь на балкон и зажёг свечи. Все были в ужасе. Один дядя был совершенно спокоен. Он даже не пошевелился. — Чепуха! — сказал он, попыхивая трубкой. — Стоит волноваться! Я привезу вам сколько хотите таких шедевров! Дело не в этом. — А в чём? — спросил я. — В том, что я смертельно устал. Я хочу спать. — А я не хочу спать! — крикнул я. — Тебе пора спать! — сказала мама. — Посмотрите, как он выглядит! — Я не хочу спать! — Он прекрасно выглядит, — сказал дядя, — но ему пора спать. — Всем пора спать, — сказала бабушка. — Хочешь, я подарю тебе бивень? — сказал дядя. — Хочу бивень! Хочу полюс! Хочу Полярного человека! «Гав! — сказал Чанг. — Гав, гав, гав, гав!» — Я устала, — сказала мама. — Я больше не могу выносить этот бред! Дядя встал. — Считай, что бивень у тебя мод подушкой! — сказал он. — О Полярном человеке мы ещё поговорим… Дядя произнёс это очень значительно. — Сам ты Полярный человек! — сказала мама. Все засмеялись. — Пойдём! — сказал дядя. У дяди был чрезвычайно таинственный вид. Я боялся лишиться бивня и пошёл за дядей. Шутить с дядей было опасно. Когда я ложился спать, со мной всегда все прощались. Первой ко мне подходила бабушка, потом мама, потом папа. Если у нас бывал дядя, он тоже подходил. Ханг и Чанг подходили последними. Все говорили «спокойной ночи» и целовали меня в лоб. Я тоже говорил «спокойной ночи». Потом я засыпал. Так было всегда. Так было и на этот раз. С одной только разницей: когда все вышли, |
|
|