"Валерий Корнеев. Пленка (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

я говорю: наверное, спасибо... За то, мое страшное,
голодное, тифозное - в пять лет я перенесла тиф -
полусиротское мое детство, за те - ...только выслушайте
меня - тяжелые студенческие годы, очень сложные годы -
здесь сидят студенты - и пусть они учтут - какие были
студенческие годы когда-то.

(Внучка и внучатая племянница исподлобья, не мигая,
смотрели ей в глаза с выражением, которое означало
одновременно чудовищную скуку и вынужденное неотрывное
внимание. Сватья понимающе вздохнула: "Да... да...")

...Так вот, я говорю о студенческих наших годах -
когда мы жили в холодных общежитиях, - голос стал
напряженным и звенящим в среднем регистре, - я в
медицинском, он - в техническом, их было сто - сто
пятьдесят человек, в комнате, в которой зимой замерзала вода
в ведрах. Это мы так жили.
Мы бежали до общежития по три километра, а он -
десять, в снегу по пояс. Потом - столовая, в столовой -
один человек сидел, второй за ним стоял, ел хлеб с горчицей,
а за ним в очереди стоял еще и третий. Вот когда я научилась
есть быстро, было стыдно сидеть и жевать, когда тебя ждут
другие, такие же голодные, как ты.
И вот, после шести тяжелейших сданных экзаменов я
приехала в субботу домой - серая, черная, нервы на пределе,
- а в воскресенье - война.
И уже в понедельник мы были в строю. Мы по пятьсот
раненых носили в день, мы не спали по пять ночей, мы не ели,
мы отдавали кровь.
Я и сейчас помню двадцатилетнего... - вы меня извините
- у меня руки немножечко... дрожат... это от такой жизни -
- двадцатилетнего танкиста, обожженного, который нам всегда
говорил, когда бомбежка была: "Вот это - немецкий самолет,
а это - наш, не бойтесь, девочки..."
Этого танкиста я кормила через зонд - у него не было
лица - сплошная корка и только дырочка во рту... Мне на
курсах в Ленинграде профессор потом говорил: "Если доктор не
научится спокойно смотреть на человеческие страдания, он не
сможет быть доктором. Но если врач может спокойно смотреть
на человеческие страдания - он уже не врач".
Второго раненого, которому я дала кровь, я помню очень
хорошо, как сейчас, Зайцева, львовского инженера дотного
строительства, которому было всего двадцать пять лет...
Потом начались дни эвакуации, машины, люди, бега по
шестьдесят километров в день... Мы заночевали в Фастове. Я
ушла, а Ольга, моя сестра, с двумя детьми, задержалась.
Через два часа немцы десант сбросили. И она осталась, а я
добралась до Киева, и нашла Андрюшу, моего брата
единственного. Они с Сыроватком, мужем моей другой сестры,