"Александр Юринсон. Угол отражения. Фантастический рассказ." - читать интересную книгу автора

- Ладно, Эдик, все, я ухожу. - Тот не отвечал. - Я позвоню тебе ближе
к вечеру, хорошо? Ну все, я ушел!
Нахабцев не пошевелился.
Сергей Васильевич надел в прихожей ботинки и вышел на лестничную
площадку, аккуратно прикрыв за собой дверь. Замок щелкнул.
Эдик полежал еще несколько минут, вслушиваясь в абсолютную тишину в
квартире. Ему так и представлялось, что вот сейчас он встанет - и тут же
Букин, приняв образ кресла, покойной бабушки, какой-нибудь поганой собаки
или еще чего ему придет в голову - бросится опять тормошить его,
уговаривать попробовать, обещать, как это здорово...
Наконец он стянул с головы тряпку и, преодолевая головокружение, сел.
Так и есть. В кресле, куда вчера вечером первым делом плюхнулся
Букин, сидела фигура в черном плаще, черной шляпе - и без лица. Нет,
что-то у фигуры определенно находилось между шляпой и воротничком, но
рассмотреть, что - никак не получалось. По этому месту шла рябь, словно
спецэффект на телевидении, но не совсем: было просто невозможно посмотреть
в лицо, взгляд все время уводило в сторону. Эдику сразу вспомнилась та
рябь, которую, по словам Букина, человек мог пускать по своей линзе. Или
по зеркалу.
- Кончай дурачиться, Букин, - пробормотал Эдик. - Ты меня насквозь
задолбал.
Фигура молчала и не шевелилась, и Нахабцеву становилось ясно, что это
не Букин. По спине предательски побежали одна за другой капельки холодного
пота; выступил он и на лице, и на ладонях...
Да-а, такого варианта они почему-то не предусмотрели. Букин, сукин
сын, думал, что самый умный. Вот вляпались так вляпались!
- Ээ-ээ, - начал Эдик, но голос так дрожал, что вышло лишь блеяние, и
он отказался от мысли завязать разговор.
А фигура все сидела молча и неподвижно, как манекен. Может, это всего
лишь сон?
Но нет - она едва заметно шевельнула пальцем левой руки - и от стен,
до того полностью сливавшиеся с обоями, отделились еще две фигуры,
непонятно на что похожие, потому что взглянуть на них было невозможно: все
внимание приковала к себе первая. Она расплылась в кресле, приподнялась
немного над ним, округлилась, замерцала всеми цветами радуги и
превратилась в глаз. Большой, парящий посреди комнаты глаз, который
смотрел на все и требовал, чтобы все смотрело на него, в его огромный
бездонный зрачок. И Эдик смотрел туда, а тем временем две фигуры
приблизились, одна взяла его за волосы и запрокинула далеко назад голову с
остекленевшим взглядом; в руках у другой оказалась пластиковая капсула с
длинным хоботком на конце. Хоботок на всю длину погрузился Эдику Нахабцеву
в ноздрю, рука в перчатке сдавила бока капсулы и жидкость попала в легкие.
Эдик дернулся, закашлялся; фигуры отпустили его и сделали шаг в сторону.
Человек в черном поднялся из кресла; они втроем покинули квартиру, оставив
Нахабцева корчиться и умирать на коврике перед своей кроватью.


Букин шел по улице и смотрел на нее новыми глазами. Хотя в его теорию
это пока и не укладывалось, но обретенные свойства позволяли и ему самому
менять угол зрения на вещи.