"Николай Коротеев. Потерянный след " - читать интересную книгу автора

Было не очень морозно, и Тимоше, одетому в ветхий зипун, даже стало
жарко. Лыжи бежали споро. Дорога была наезжена и лишь кое-где переметена
сугробами. Из тайги на проселок он вышел часа два назад, след его уже давно
замело, и о том, что по нему можно найти партизанскую базу, беспокоиться не
стоило. После каждого свидания с отцом у Тимоши становилось очень хорошо на
душе. Виделись они теперь не часто. После нападения на карательный отряд
отец не появлялся в селе. Да и не мог он появиться. Для односельчан он
сапожничал в городе. Кто верил, а кто и нет, и лишь Тимоша, Никанор да дед
Фома знали всю правду. То, что творилось перед осенью, оказалось лишь
цветочками. В ноябре утвердился в Омске верховный правитель - диктатор,
адмирал Колчак, которого по деревням называли Волчак, и не иначе, как
шепотом, будто он вор ночной. Только Волчак этот был еще жутче: жег села,
порол, вешал, расстреливал.
Точно плугом каким развалил Колчак надвое Сибирь, людей, души, а где по
сердцу пришлось, то и сердце. Богатеи - те за власть Колчака, которая
похлеще царской, - им раздолье. Бедняки - за Советы. Середняки - те тоже
мотаться перестали. С Советами им воевать ни к чему, а за Колчака - не с
руки. Но были и такие, что пошли за Колчаком. Вот хоть бы отец Саньки
Ерошина. Того Саньки, с которым Тимоша лазал в огород отца Евлампия за
огурцами. А Санька сбежал в урман. Долго отсиживался. Вернулся в село, чтоб
едой запастись. А отец его выдал. Пороли Саньку, а Кузьма Ероншн
приговаривал: мол, так и надо, не умничай. Только сагитировали колчаковцы
Саньку Ерошина наоборот. Ушел. Пристал к партизанам.
А осенью выскочил их разъезд на берег реки, а на другом - колчаковцы
объявились. Узнал Кузьма Ерошин сына и давай его честить. Когда слов не
хватило, за карабин схватился. Коня под Санькой поранил.
Тут и Санька загорелся. Спешился. Сорвал винтовку с плеча. А батька его
на том берегу буйствует.
- Стреляй, - кричит, - сукин сын! Стреляй в родного отца! Стреляй!
- Уходи, пока цел! Мы всё про тебя знаем! - ответил Санька.
Много за Кузьмой Ерошиным гнусных дел водилось, это действительно.
Кузьма рванул солдатскую рубаху на груди да так сына начал поносить,
что побелел Санька. Потом поднял винтовку, приложил к плечу и порешил своего
отца...
На его похоронах, говорят, отец Евлампий слезную заупокойную проповедь
произнес...
Тимоша выбежал на лыжах к опушке тайги. Ветер со снегом ударил в лицо.
Перед ним в ложбине приютилась деревенька. Стены изб казались черными
пятнами, а заметенных крыш и не различишь. Время не совсем уж позднее, до
полночи далеко, но в окнах ни огонька. Оттолкнувшись палками, Тимоша поехал
по склону к крайней избенке. Добравшись через сугроб к крыльцу, постучал в
ставню условной дробью. Подождал. Заскрипел деревянный засов у двери.
- Кто там?
- Я, дядя Галактион. Макаров. Тимошка.
- Я думал, завтра придешь.
- Дело передали?
- Заходи, хоть отдышись. Переночуешь? Куда в такую собачью погоду.
Тимофей видел в сумраке сеней лишь белый лоб Галактиона. Лицо его до
глаз заросло темной бородищей.
- Зайду.