"Владимир Короткевич. Цыганский король" - читать интересную книгу автора

Владимир Короткевич.

Цыганский король

-----------------------------------------------------------------------
Пер. с белорусск. - В.Щедрина.
Авт.сб. "Дикая охота короля Стаха". Л., Лениздат, 1990.
OCR spellcheck by HarryFan, 17 September 2001
-----------------------------------------------------------------------



1

Полевые гвоздики пахли ванилью, будто праздничный пирог. Михаил
Яновский вздохнул, сделав такое открытие, потому что любил домашние
пироги, а два дня ел только хлеб с холодным мясом и не знал, доведется ли
ему еще когда-нибудь попробовать чудесных пирогов и пышек. Даже печь, где
их обычно пекли, больше не принадлежала ему. Яновщину разграбили,
загоновая шляхта Волчанецкого сожрала все, вплоть до незрелых, твердых,
как палка, груш, а сам он, Яновский, стал преступником, которого,
наверное, ищут. Нужно поспешать к незнакомому дяде по матери Якубу
Знамеровскому. Он, говорят, сильный человек, не побоится Волчанецкого, он
защитит. Дядя должен встретить его приветливо, посочувствовать, а потом -
кто знает, - может, отнимет у Волчанецкого загаженную Яновщину и
опозоренные могилы предков. Он это сделает! Он сила, а сила - все на
земле.
Вот только любопытно, почему встречные в ответ на вопросы Михала о
Знамеровском сдержанно улыбаются (ого! попробовали бы они улыбнуться
нагло!) и говорят:
- А-а, цыганский король. Вам надо ехать по этой дороге, пан.
По молодости и легкомыслию Михал не обращал внимания на "важные
мелочи", и все ему было нипочем. В силе он привык видеть добродетель, хотя
окончил школу при коллегиуме и должен был знать на примерах из Катулла,
что не всегда добродетелен Цезарь и что курульное кресло [в Древнем Риме
особый стул без спинки на высоких складных ножках, инкрустированный
слоновой костью мрамором или драгоценным металлом; сидя на курульном
кресле, имели право вершить дела только должностные лица высшего разряда
(консул, претор, курульный эдил)] зачастую занимает водянка. Отец его,
человек со старосветскими взглядами, тоже вбивал в него такие мысли
цитатами из Симона Будного. Это не помогало. Мир был неустойчив, сильные
угрожали отовсюду, король защитить не мог, схизматов не обижал только
ленивый. Катулл был объявлен язычником, а Будного еще двести лет назад
обвинили в омерзительной швейцарской ереси, и потому он тоже был не указ.
Сила, и только сила!
Он еще не знал, чем кончает всякая грубая сила, и потому почти весело
подгонял коня в направлении к Знамеровщине. Надежда убаюкивала его.
Как хорошо, как мудро все на божьем свете!
У самой дороги он увидел телегу без коня. Ободья на колесах были сбиты,
и телега стояла словно на четырех солнцах - спицы напоминали лучи.