"Евгений Коршунов. Тайна "изогнутого луча" (Повесть)" - читать интересную книгу автора

курсом, освободившись от своего смертоносного груза. Но на этот раз он был
сброшен на пустоши и болота... вместо большого города с военными заводами и
десятками тысяч терроризированных постоянными воздушными налетами жителей,
вместо цели, для которой был предназначен.
...Операция была закончена, и Пингвин дал приказ возвращаться в Лондон.
Называлась она "Изогнутый луч".
...Невелинг взглянул на запястье, на старомодный морской хронометр -
Пингвин подарил ему свои часы, когда после войны им пришло время
расставаться: оказалось, что, ко всему прочему, он еще и сентиментален!
Тогда Невелинг смотрел на него как на глубокого старика, и лишь несколько
десятилетий спустя выяснилось, что разница-то в годах у них совсем
небольшая. И выяснилось это менее года назад, во время последнего визита
Невелинга в Лондон, визита, как обычно, неофициального и даже секретного, о
котором знали лишь премьер-министр да заместитель самого Невелинга. Для всех
остальных он всего лишь проводил уик-энд в Национальном парке Крюгера,
предаваясь любимому развлечению - фотоохоте. Он был искренним и горячим
защитником фауны, и альбомы его фотографий, посвященные жизни африканских
животных, постоянно издавались в Лондоне и Нью-Йорке - разумеется, под
псевдонимом.
Но на этот раз в Лондон он прибыл не по издательским делам, хотя
потребность в очередной такой поездке давно уже назрела. Появление в
издательстве и какая-нибудь нежеланная случайная встреча могли бы поставить
под угрозу то, ради чего он оказался в британской столице, а Невелинг был
"профи" и привык работать без ненужного риска, страхуясь от любых
случайностей.
Нет, он не прибегал к таким глупостям, как переодевание, грим, парик,
всякие там дешевые и в то же время многозначительные штучки, на которые так
падки киношники и авторы детективных романов. Просто он давно, очень давно
не появлялся на широкой, как говорится, публике, и если газетчики и
располагали его фотографиями, то разве что двадцатилетней давности - поры, с
которой он очень изменился, ох как очень! Да, годы его, к сожалению, не
омолодили, и, бреясь, он каждый раз признавался зеркалу, что собственное
лицо вызывает у него псе большее отвращение.
Он остановился в скромном, для людей среднего достатка, отеле и
записался как Уильям Филдинг, инженер. Именно под этим именем он высадился в
тот день в аэропорту Хитроу, прилетев самолетом "Эйр Франс" из Парижа.
Предосторожности конспирации были не лишни - черномазые соседи его страны
тоже кое-что уже умели, оказавшись способными учениками красных, да и среди
белокожих европейцев и американцев у них с каждым годом появлялось все
больше друзей и сочувствующих, слизняков-либералов, терзаемых дурацким
комплексом вины за "кровавые дела колониализма", бог весть когда творившиеся
на Черном континенте. Служба Невелинга все глубже разрабатывала этих типов,
с каждым годом "розовевших" все сильнее, кое-кто из них уже даже начал
помогать террористам! Честно говоря, Невелинг признавался самому себе, что,
если бы им удалось внедрить своих людей в его службу, он ничуть бы не
удивился, он привык относиться к противнику со всей серьезностью, как и
полагается профессионалу высокого класса.
Устроившись в довольно уютном номере, переодевшись в костюм, еще два
года назад купленный в одном из лондонских магазинов готового платья,
достаточно старомодный (по возрасту!) и слегка поношенный, он покинул отель