"Хулио Кортасар. Письмо в Париж одной сеньорите (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

желает мне спокойной ночи, Андре, самое горькое - что она
желает мне спокойной ночи) и запирается у себя в комнате; и вот
я остаюсь наедине - наедине с ненавистным шкафом, наедине со
своим Долгом и своей печалью.
Я выпускаю их, они проворно выпрыгивают, берут штурмом
гостиную, возбужденно принюхиваются к клеверу, который я принес
в карманах, а теперь разбросал по ковру мелкими кучечками, и
крольчата роются в этих кучках, разбрасывают их, приканчивают в
одно мгновение. Едят с аппетитом, беззвучно и аккуратно, мне
покуда не в чем их упрекнуть, я только гляжу на них с дивана,
где устроился с бесполезной книгой в руках - а я так хотел
прочесть всего вашего Жироду [4], Андре, и Лопесову [5]
"Историю Аргентины", которая стоит у вас на самой нижней полке;
а они едят себе клевер.
Десять штук. Почти все белые. Поднимают теплые головки к
светильникам, к трем неподвижным солнцам, которые творят им
день: они любят свет, ибо у них в ночи нет ни луны, ни звезд,
ни фонарей. Глядят на свое тройное солнце и радуются. И скачут
по ковру, по стульям, десять невесомых пятнышек,
перемещающихся, подобно стае комет, с места на место, а мне бы
так хотелось, чтобы они вели себя смирно - устроились бы у
моих ног и вели бы себя смирно, - об этом, верно, позволяет
помечтать себе любое божество, Андре, вовеки неисполнимая мечта
богов, - да, вели бы себя смирно, не протискивались бы за
портрет Мигеля де Унамуно [6], не носились бы вокруг
бледно-зеленого кувшина, не исчезали бы в темном зеве
секретера; и всегда их меньше десяти, всегда то шесть, то
восемь, а я гадаю, куда же делись два недостающих, а вдруг Саре
почему-либо потребуется встать, а мне бы так хотелось почитать
у Лопеса о том периоде, когда президентом был Ривадавиа [7].
Сам не знаю, как я еще держусь, Андре. Вы помните, я
перебрался к вам в дом, чтобы отдохнуть. Не моя вина, если
время от времени меня рвет крольчонком, если из-за переезда
цикличность изменилась - это не проявление номинализма [8], не
волшебство, просто вещи не могут меняться так резко, иной раз
крутой поворот - и когда вы ждали, что вас ударят по правой
щеке, вам... Так ли, Андре, иначе ли, но всегда именно так.
Пишу вам ночью. Сейчас три пополудни, но для них это ночь.
Днем они спят. Какое облегчение - эта контора, где
полным-полно криков, распоряжений, пишущих машинок,
заместителей управляющего и ротапринтов! Какое облегчение,
какой покой, какая жуть, Андре! Вот меня зовут к телефону,
кто-то из друзей обеспокоен, почему я провожу вечера
отшельником, звонит Луис, зовет пойти погулять, звонит Хорхе,
взял для меня билет на концерт. Мне так трудно отказываться,
придумываю нескончаемые и неубедительные истории: нездоровится,
не укладываюсь в сроки с переводами - прячусь от жизни. А
вечерами, когда возвращаюсь с работы, то, поднимаясь в лифте -
о, этот пролет между вторым и третьим этажами! - из раза в раз
неизбежно тешусь тщетной надеждой, что все это неправда.