"Хулио Кортасар. Книга инструкций" - читать интересную книгу автора

Хулио Кортасар

Книга инструкций

Вступление

Изо дня в день заниматься размягчением кирпича, пробивать проход в
липкой массе, которая провозглашает себя миром, каждое утро сталкиваться с
этим параллелепипедом отвратительного названия, со щенячьей радостью от
того, что все на своих местах: та же женщина под боком, те же ботинки, тот
же самый вкус той же самой зубной пасты, та же унылость домов напротив и
заляпанной грязью вывески в окне с надписью "Бельгийский отель".
Уткнуться головой, словно бык, давно потерявший аппетит, в прозрачную
массу, а там, внутри нее, мы попиваем себе кофе с молоком да листаем
газетку - хотим разузнать, что произошло в каком-нибудь отдаленном уголке
стеклянного кирпича. И быть против того, чтобы изящный жест, от которого
отскакивает дверная щеколда - а ведь от этого жеста все могло бы пойти
по-другому, - исполнялся с холодно-привычным привкусом повседневного
рефлекса. До свидания, любимая. Пусть у тебя все будет хорошо.
Сжать что есть силы меж пальцев ложечку и ощутить ее металлическое
биение - вот оно вам, подозрительное предупреждение. Как больно отвергать
ложечку, отвергать дверь, отвергать все, что до приятной гладкости вылизала
привычка. Насколько же проще соглашаться с безропотным трудолюбием ложки и
пользоваться ею, чтобы размешать сахар в кофе.
И что в том плохого, если изо дня в день нам встречаются одни и те же
вещи, которые нисколечко не меняются. И пускай рядом с нами все та же
женщина, те же часы и пусть роман на столе, раскрытый на такой-то странице,
снова поедет на велосипеде наших очков - что в этом плохого? Но нам должно
пробиваться быком - тем самым, которому и корм уже не в корм, - опустив
голову и выставив вперед рога, из центра стеклянного кирпича наружу, к
другому кирпичу, столь же близкому к нам и столь же неуловимому, как и
пикадор, что вертится возле этого самого быка. Терзать свои глаза, пялясь на
то, что там плывет по небу, и лениво соглашаться: да, это называется
облаком, а куда денешься от этого намертво вбитого в серое вещество слова.
Не верь, что телефон возьмет и выдаст тебе номера, которые ты ищешь. А с
чего бы он стал это делать? Произойдет лишь то, что самим же тобой заранее
расписано и подготовлено, печальное отражение твоей надежды, этой обезьяны,
что сидит на столе да чешется, дрожа от холода. Раскрои ей череп, этой
обезьяне, и от центра с разбега врежься в стену и проломи себе проход. О,
как же поют этажом выше! В этом доме наверху есть еще этаж, и там тоже живут
люди. Наверху есть еще этаж, и тот, кто живет там, даже не подозревает, что
под ним тоже кто-то живет, - так мы все вот здесь и мыкаемся, в этом
стеклянном кирпиче. И если вдруг какой-нибудь мотылек усядется на кончик
карандаша и затрепещет крыльями, словно пепельное пламя, ты взгляни на
него, - и я смотрю и трогаю пальцем его малюсенькое сердечко и слышу, как
мотылек бьется в застывшей стеклянной массе, и если это так, то не все
потеряно. А когда откроется дверь и я выскочу на лестницу, то вдруг
обнаружу, что там внизу начинается улица, и не намозолившая глаза уже до
омерзения вереница знакомых домов, не отель напротив, а улица - дикая живая
аллея, готовая в любой миг ринуться на меня то ли магнолией, то ли еще чем,