"Зофья Коссак. Король-крестоносец " - читать интересную книгу автора

"Рабыне имени не положено", - так она говорила. Мой дед звал ее - Свет Очей.
Слишком ее любил, более, чем подобает мужчине любить женщину.
- А где ее пленили? Когда?
- Под Мамистрой, во время первого вашего похода. Оттуда привезли в
Алеппо, а из Алеппо сюда. Для самого султана предназначали. Служанки
стерегли ее днем и ночью, ибо она призывала к себе смерть. Кормили силой. Но
все равно она как былинка стала, как цветок в пустыне высохла. Когда привели
ее пред очи Повелителя Правоверных, он сказал: "На что мне такая тень?
Никогда она не родит сына. Не хочу иметь ее на своем ложе. Пусть берет ее
тот, кому она по нраву". Дед мой немедля пал к ногам Повелителя, умоляя,
чтобы тот ему пленницу подарил. Султан даже рассмеялся. "Ты, Хассан, едва
увидел ее, как тут же возжелал? Забирай себе этот скелет, мне не жалко". И
дед мой, Хассан аль-Бара, сын Найма, забрал женщину в свой гарем. Забрал, но
не приближался к ней. Был он искуснейшим птицеловом и знал: чем благороднее
птаха, тем труднее ее приручить. Ждал...
И дождался. Однажды утром объявляют ему, что невольница сбежала. Каким
чудом могла она это сделать, чем перепилила деревянную решетку, как
спустилась с высокой стены - так и не дознались. Сбежала - и все. Дед мой со
своими псами и воинами кинулся за ней в погоню и нашел чуть живую в пустыне.
Около трех миль прошла, прежде чем потеряла сознание. Рухнула на песок на
пожрание львам. Хассановы воины полагали, что это достойная кара для
неблагодарной строптивицы, и уговаривали деда бросить ее в пустыне, там же,
где она лежала. Но для него она стала уже Светом Очей. Бережно поднял он ее
на своего коня и привез домой. Потом она хворала долго и тяжко, лихорадка ее
била, выкрикивала что-то на своем языке. А когда оправилась и немой тенью
стала бродить по покоям, дед пообещал ей (а нашу речь она уже понимала, но
говорить не хотела), что если она возляжет с ним, он скажет ей, где сейчас
находятся франки. Она побледнела как полотно и ушла. Проплакала весь день и
всю ночь, а на следующее утро вернулась и впервые после пленения
заговорила - умоляла, чтобы он сказал ей правду о франках. Но Хассан, сын
Найма, хоть и сам с расстройства высох и почернел, поклялся всеми буквами
Корана (а их семьдесят семь тысяч шестьсот тридцать девять), что ничего ей
не скажет, пока она не разделит с ним ложе. И она снова ушла.
И на следующий день, несмотря на свою гордость, пленница молила о том
же. Хассан отказал: "Я поклялся Кораном, а такой клятвы никто еще не
нарушал". С этими словами он отвернулся, чтобы не глядеть на нее и жалости
не поддаться.
А в третий раз пришла она, уже покорившись, и сказала: "Сделаю, как ты
хочешь, только открой мне, что с франками? Где они?"
Дед спрятал лицо под тюрбаном, чтобы волнения не выказать, и говорит:
"Плохи наши дела. Твоим помогает Иблис *. Антиохию уже взяли. Разбили эмира
Моссуда. Идут прямо на Иерусалим. Теперь их не остановить".
______________
* Иблис - в мусульманской мифологии дьявол.

Услышав такое, она кинулась ему в ноги: "Да наградит тебя Бог,
господин, за добрую весть!"
И стала ему женой, и родила ему сына - моего отца...
- А своих так и не увидала? - спросил тронутый рассказом Ренальд.
- Так и не увидала. Когда Повелитель Правоверных заключал первые