"Зофья Коссак. Король-крестоносец " - читать интересную книгу автора

даже, что громче обычного, - их визгливый крик прямо-таки резал уши.
Крик становился все визгливее и громче, многие, подобно дервишам, стали
метаться из стороны в сторону или крутиться на месте, воздев руки кверху...
Эмир неохотно замедляет шаг. Он не любит дервишей, и в этом крике,
заразившем уже всю толпу, чудится ему нечто странное. Крик переходит в плач.
Передние ряды пятятся, напирают на задние, начинается давка.
Что случилось? Неужели лев? Впечатление такое, будто кто-то выскочил
навстречу каравану...
Нет, не навстречу. Теперь уже кричат и с боков, и сзади; в красноватой
пыли различимы головы коней, стальные шлемы, блеск оружия. Звучит
ненавистная чужая речь. О меч Пророка! То не львы, а франки!...
Железные рыцари побивают безоружных паломников, колют копьями, рубят
мечами, топчут павших, на конях врезаясь в самую гущу толпы и не давая
несчастным добраться до верблюдов, дабы никому не удалось спастись. Женщины,
побросав тюки, воют от ужаса. Убийцы срывают покрывала с их лиц, молодых
вяжут, а старых и некрасивых приканчивают ударами кинжалов. Вырванных из
материнских объятий детей умерщвляют на месте, не щадя безгрешных душ.
Поначалу онемевший от ужаса, старый эмир преисполняется ярости.
- Убийцы, изверги, палачи! Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед - Пророк
его!
Со старым кличем своей веры, которой он теперь уже не изменит,
бросается аль-Бара на первого же попавшегося под руку разбойника. Вырывает у
него копье и начинает остервенело раздавать удары направо и налево. Пример
его действует вдохновляюще. Многие паломники, оправившись от ужаса, вступают
в ожесточенную схватку с вооруженным противником. Дерутся отчаянно, хотя и
без всякой надежды на победу. Что значит горстка отчаявшихся мужчин против
целого отряда? Голые кулаки против стальных мечей?
Вот и пал уже старый эмир аль-Бара, за ним полягут и остальные. Битва
оказалась недолгой. На земле остаются трупы, на их лица медленно оседает
коричневая пыль.
День гаснет в глазах эмира аль-Бары, но сознание его не покидает. С
ужасающей ясностью видит он, что творится вокруг. Грудь, из которой уходит
дыхание, разрывает смех - желчный, злой. Всю жизнь мечтал он познать
франков - и наконец познал. Доподлинно, в их настоящем обличье. Вон он
стоит - вождь благородного воинства, перебившего безоружных странников. Да,
несомненно вождь: над ним стяг, а на стяге - крест...
"Кабы хватило сил, - думает аль-Бара, - я бы встал, чтобы плюнуть ему в
лицо... Так вот какова она, твоя вера, матушка?!"
Из последних сил он всматривается во врагов с отвращением и безмерной
обидой и видит, как в их ряды врывается какой-то человек. Только что
прибежавший. Измученный, хрипящий, старый. Такой же старый, как аль-Бара, с
растрепанной седой бородой. Он ломает руки, плачет, грозит стоящему под
стягом рыцарю. Мечется среди трупов, разыскивая живых, с плачем склоняется
над ними.
Укладывающие на верблюдов добычу воины глядят на него с недоумением.
Залитое слезами лицо старого человека склоняется над холодеющим телом
аль-Бары.
- Брат мой!... - бормочет он по-арабски. - Прости, брат...
Брат... Раненый с усилием приподнимает голову... Брат... Ночью ему
снилось это слово... И вот оно - пробуждение...