"Дмитрий Колосов. Император открывает глаза" - читать интересную книгу автора

незаметен в жизни родного Родоса, а потом и Египта, хотя и состоял на
протяжении многих лет хранителем Мусейона. Он сохранился в памяти потомков,
как автор одного произведения - далеко не самого великого, ибо никто и
никогда не сравнивал Аполлония с обожаемым тем Гомером или Гесиодом, Эсхилом
или Еврипидом, Вергилием или Овидием. Его поэма показалась потомкам
легковесной, как был легковесен и легкомыслен сам мир, к какому принадлежал
поэт. Подумаешь, какие-то аргонавты! Подумаешь, какое-то Руно! Не столь
велика и заслуга - взять известный каждому юнцу сюжет и обыграть его. Не
столь велика...
Но никто не задумался: а почему Аполлоний обратился именно к этой
легенде - походу за Золотым Руном? Была ли его поэма претензией на новую
эпику или поэма таила неведомый, непонятый смысл? А быть может, и не было
этого смысла - просто сказка, написанная фривольным пером александрийца? Кто
знает? Мы вправе заметить лишь, что именно в это время - эпоху разложения
классических традиций и культов, люди в полный голос начинают обращаться к
темам, доселе бывшим под негласным табу - теме смерти, теме бессмертия.
Человек не просто признает смерть, а пытается анализировать ее и свой страх
перед нею; анализировать с позиции мысли, чувства, жизненного опыта. Он
боится смерти тем страшным воплем Гильгамеша, жаждет избегнуть ее. Из этих
попыток: понять смерть и найти путь к бессмертию - родилась Стоя, открывшая,
как показалось, эликсир, если не против смерти, то против ужаса умирания.
Смерть, умирание, страх, наконец, бессмертие - вот те идеи, коими
руководствовался Аполлоний, отправляя своих героев за Золотым Руном. И пусть
Руно, быть может, казалось ему не более чем выражением изобилия, но в
подсознании, в самой глубине своего естества, поэт не мог не сознавать
добычу Ясона как символ бессмертия, отвращающий извечный страх небытия.

- Так почему ты избрал именно эту легенду - историю аргонавтов,
плывущих за Руном?
- Она прекрасна.
- И все? - удивилась незваная гостья.
Поэт заколебался, но все же отважился на признание.
- Многие другие легенды уже изложены великими. Об этой же не писал
никто.
- И все? - повторила гостья. Выражение ее лица было таково, будто
девушке неприятно удивлена услышанным.
- Отважные герои! - пробормотал тот. Девушка молчала, и поэт решился
прибавить:
- А какие приключения! Неведомые земли. А само Руно!
- И что оно есть для тебя. Руно? - продолжала допытываться незнакомка,
назвавшаяся Ледой.
- Богатство. Неисчислимое богатство. Не просто золото, а изобилие
всего, что только желает душа человека.
- Ты полагаешь?
- А что же иначе?! - встрял Эратосфен. Одолев наваждение, рожденное
явлением прекрасной незнакомки, библиотекарь жадно, прямо из киафа глотал
вино.
- Странно, - прошептала гостья, задумчиво золотистые волосы рукой -
Эратосфен заприметил массивный, странной формы перстень на среднем пальце. -
А я думала иначе. Мне всегда казалось, что Руно - это жизнь.