"Юрий Коваль. От красных ворот" - читать интересную книгу автора

ботинка появился Милорд.
Произошла замена, и я пока не понимал, что лучше: самому двигаться у
некоторого ботинка или двигать своим ботинком, у которого некто двигается.
Я все-таки желал двигаться у Бориного ботинка, и одновременно пускай бы
у моего ботинка двигался Милорд.
Но этого мне не было дано, и спасала только мысль о военной
переподготовке.
После завтрака мы с Милордом отправлялись во двор.
Утром во дворе совершенно не было никакой шпаны, и мы с Милордом вдвоем
гуляли у фонтана.
От нечего делать я учил Милорда стоять у меня на голове.
Дело это было сложным. Прыгнуть прямо ко мне на голову Милорду не
удавалось - не допрыгивал, и в конце концов я подсаживал его на верхнюю
гипсовую розу фонтана, и Милорд перебирался с нее ко мне на голову. В те
голы я носил довольно-таки крепкую кепку, которая помогала в наших опытах.
С Милордом на голове гулял я у фонтана. поджидая хоть какой-нибудь,
хотя бы мелкой шпаны.
Но тут с третьего этажа моя тетушка начинала громко через форточку на
весь двор называть по имени мое имя. Она всячески намекала на те важные
дела, которые мне предстояли и которые в будущем должны были провести резкую
грань между мной и уличной шпаной.
Голова и ботинок - вот предметы, которые я предоставил Милорду, но
частично голова моя была занята и другими предметами. Я готовился в
институт.
Все в нашем дворе, конечно, понимали, что в институт мне в жизни не
поступить. Понимал это я, понимал. это и брат мой Боря, понимали школьные
учителя, разве только Милорд ничего не понимал. Но, пожалуй, даже и он
догадывался, что человек, который носит на голове гладкошерстного
фокстерьера, вряд ли поступит в педагогический институт.
Но жил на свете Владимир Николаевич Протопопов,, который не понимал,
что я не поступлю. Он понимал, что я поступлю, и мне было неловко знать, что
я провалюсь и подведу Владимира Николаевича Протопопова.
Владимир Николаевич был великий учитель. Преврлтить двоечника в
троечника для него было пара пустяков. Один только вид Владимира Николаевича
- его яростная борода и пронзительный взгляд - мгновенно превращал
двоечника в троечника.
Когда же Протопопов открывал рот и слышались неумолимые. раскаты,
новообретенному троечнику ничего в жизни не оставалось, кроме последней
мучительиой попытки превращения в четверочника.
- А дальше уже от бога, - решал обычно Владимир Николаевич.
Брат мой Боря, тяжелейший в те времена двоечник-рецидивист,
рассказывал, как Владимир Николаевич Протопопов впервые вошел к ним в класс
поздней осенью сорок шестого года.
Дверь их класса вначале сама по себе затряслась.
Она тряслась от волнения и невроза. Она чувствовала, что к ней кто-то
приближается, а кто - не понимала. У нее дрожали зубы, ее бил озноб, и с
грохотом наконец дверь распахнулась.
Мохнатейшая шапка-ушанка, надвинутая на самые брови, из-под которых
блистали пронзительные стальные глаза, возникла в двери - и явился
Протопопов.