"Дидье ван Ковелер. Явление " - читать интересную книгу автора

кому-нибудь после ее смерти. Если уж я не подарила ей внуков, так хоть буду
носить семейную реликвию.
Мужчины оттесняют меня, чтобы прийти на помощь пострадавшей - дрожащей
и изуродованной женщине, которой могла бы стать я. Поток зевак относит меня
к балюстраде. На первом этаже раздается трель свистков; звонок, вопросы,
отрицательные ответы. Должно быть, грабитель уже растворился в толпе на
площади.
Судорожно сжимая пакет с бельем, я пробираюсь сквозь толпу очевидцев,
взахлеб пересказывающих друг другу случившееся, и спускаюсь по запасной
лестнице. Бросаю в мусорную корзину продуктового отдела свое сегодняшнее
приобретение - смехотворная попытка стереть из памяти воспоминание. Что же
тяготит меня больше? Что я чудом избежала нападения или же что нахожусь в
таком состоянии, что слышу голоса? Когда я выхожу на улицу, мной вдруг
овладевает непреодолимое желание сесть в первый же самолет и улететь из
этого города, где мне совершенно нечего делать. Все эти интриги, давление,
реальные или надуманные опасности - лишь для того, чтобы попытаться
опровергнуть чудо в стране беззакония, в которой вера является, быть может,
последним оборонительным рубежом... Но осознание того, что дома мне тоже
особенно нечего делать, раз я отменила все рабочие встречи, подрывает мое
решение, пока я перебираюсь через дорогу.
Я захожу в уже замершую в атмосфере сиесты гостиницу, бросаюсь к
телефонистке, отвечающей на вопросы теста из глянцевого журнала, прошу дать
мне справочник Мехико на этот год. Пролистываю бесчисленное количество
страниц от Л до Н, наконец нахожу телефон офтальмолога, который пять лет
назад первым обследовал мальчика с выколотым рыболовным крючком глазом.
Через несколько минут мне удается дозвониться, я представляюсь, объясняю
причину своего приезда в Мексику и цель звонка. Мой коллега торопливо
отвечает на ломаном английском, что ему нечего добавить к выводам,
содержащимся в предоставленном мне отчете. В ответ на мою настойчивость он
ограничивается подтверждением, что рваная рана в глазной орбите делала
невозможной любое хирургическое вмешательство, в том числе и пересадку
донорского глаза. Для личного сведения я интересуюсь, легко ли в Мексике
получить донорский орган. Он отвечает продолжительным молчанием. Я повторяю
вопрос. Тогда он нехотя цедит, что в Мексике существует соответствующий
рынок.
- Рынок?
- Черный рынок, на случай чрезвычайной необходимости. Если вам
требуется глаз, вы его получаете. Только вот какой ценой...
- То есть?
- Подпольный банк донорских органов делает заказ поставщикам, и те
похищают ребенка в нищих кварталах.
Он дает мне понять, что разговор окончен, не преминув уточнить, что сам
никогда не прибегал к услугам подобного рода и что, чем возобновлять споры
вокруг чудесного вмешательства Хуана Диего, мне лучше съездить в любую
городскую больницу и оценить численность детей с удаленными глазами. Когда
же я прошу его, принимая во внимание то, что мы с ним коллеги, дать мне
адрес его подопечного, он бросает трубку.

* * *