"Дидье ван Ковелер. Запредельная жизнь " - читать интересную книгу автора

Счесть, что мою свободу загубил ребенок, которого я не хотел. Ребенок, так
похожий на мать, в котором нет ни чувства юмора, ни лени, который начисто
лишен художественной жилки. Музыка, живопись, книги оставляют его совершенно
равнодушным. Ему хочется только одного: приносить пользу, быть допущенным в
мир взрослых. Он с удовольствием обслужит покупателя, наклеит ярлычок на
инструмент, отмотает проволоку, измерит трубы. В восемь с половиной лет он
умеет отсчитать и дать покупателям сдачу - когда-то меня учил этому мой
отец. Я словно снова вижу себя маленьким, только я притворялся, делал вид,
что мне это нравится, а он, по-моему, нет. Вполне искренне произносит:
"Благодарю за покупку, до свидания!" А когда покупатели, видя, что он
еле-еле возвышается над прилавком, и то на цыпочках, спрашивают: "Что ты
хочешь делать, когда вырастешь большой?" - отвечает: "То же самое". И с
нетерпением поджидает из месяца в месяц, пока подрастет и дотянется до
следующего ящика в стеллаже.
На первом году его жизни у нас с ним как-то выдалось несколько
счастливых недель. Фабьена упала и сломала ногу, подвешивая на место
какой-то инструмент, и я вставал рано утром покормить малыша из бутылочки.
При тусклом свете ночника я рассказывал ему длинные истории про ковбоев.
Ему, кажется, нравилось, он ждал продолжения, радовался, срыгивая молоко.
Как только Фабьене сняли гипс, она снова взяла кормление в свои руки - я, по
ее мнению, все делал не так. Плохо стерилизовал, мало скармливал, ребенок
худел на глазах и т. д. Я по-прежнему валялся по утрам сколько хотел, было
обидно, но ничего не попишешь - наверное, она права, и я действительно "ни
на что в жизни не годился".
Когда Люсьен заговорил, я хотел опять начать рассказывать ему истории,
но одним из первых его слов было: "Почему?" Каждое утро, как только его мать
уходила в магазин, я тихонько вылезал из постели, шел в его комнату,
перешагивал через барьер манежа, садился на корточки посреди всяких кубиков
и начинал: "Жил-был на Дальнем Западе шериф по имени Уильям". - "А
почему?"... Очень быстро я бросил эту затею.


* * *

- Жак, мадемуазель Туссен хочет посмотреть последний каталог
автокосилок от "Массей-Фергюсона".
Среди детских бутылочек, косилок и больных улиток я пытаюсь
сосредоточиться на мысли о Наиле. Сейчас без пяти девять. Наила все еще
спит, и будет полный кошмар, если Фабьена так и обнаружит нас: голых, в
обнимку, ее - такую молоденькую и меня - мертвого. Никаких сведений и
никаких предчувствий относительно будущего у меня нет. Только смутный страх
и уверенность, что необходимо срочно что-то сделать. Я пытаюсь удержать
кадр: мое тело в трейлере в данный момент. Умоляю Наилу проснуться, потрясти
меня, пощупать пульс, понять, что случилось. И, главное, не суетиться. Ты
ничем мне не поможешь. Я люблю тебя. Проверь, чтобы не осталось никаких
следов того, что ты здесь была, никаких следов этой ночи, убедись, что никто
тебя не увидит, и беги, прошу тебя! Сделай это для меня. Не хватало только,
чтобы эта заваруха коснулась тебя.
Но она спит, в полной отключке, и, похоже, дышит еще ровнее.