"Михаил Эммануилович Козаков. Полтора-Хама " - читать интересную книгу автора

Александр Петрович гордо отвергал все эти предложения, неизменно всем
отвечая:
- Я не хочу терять своей самостоятельности. Я - радикал!
- Да что же это, наконец, значит - "радикал", разве вы не присяжный
поверенный?! - взволновался седобородый одноглазый портной Зельман Шик.
Вертигалов ухмыльнулся, закрыл, из любезности к собеседнику, один свой
глаз и совсем непонятно уже ответил:
- Вырастешь, Саша, - узнаешь!
Он попал в гласные городской думы, но после первого же заседания ушел
из нее, когда его не выбрали городским головой.
- Юзя! - объяснял он свой поступок улыбавшемуся юноше. - Я их послал к
чертовой матери. Лучшего городского головы они никогда бы не нашли. Был
раньше геморроидальный дурак Мельников - никчемность, ничтожество! - так
украсьте же свое самоуправление такой башкой, как у меня! Нет? После
революции я мог быть только первым в городе, и это было бы справедливо...
Ни с кем так хорошо не чувствовал себя Юзя, как со словоохотливым,
жизнерадостным Александром Петровичем. И не было для Юзи большего огорчения,
чем то, когда узнал, что к осени Вертигалов собирается уехать в Москву.
- Сначала один, знаете ли, а потом и семью перетащу. Найдется мне там
работа: я не дурак, не вор, большевиков наилучшей властью признаю - ого-го,
как еще жить замечательно будем! А потом, голубчик, святой это долг такого
человека, как я: нужно же помочь большевикам стать государственниками! Нет?
Все живое обязано там, в Москве, быть!
И вот еще, что знал Юзя о мыслях жизнерадостного Александра
Петровича, - что вызывало и в самом нем, Юзе, тайную надежду и радость
обреченного туберкулезного юноши: пусть хоть все человечество думает, что
оно смертно, а он, Вертигалов, в эту истину обязан внести "поправочку":
- Интеллект, голубчики мои, не смертен, не пропадет, ибо есть он,
интеллект самый, всюду, даже в камне!
Во время таких бесед - о смерти - длинные ресницы Юзи беспомощно и
часто мигали, желтый миндаль встревоженных глаз становился тусклым,
слезливым, а тонкая костлявая рука нервно подергивала пушистый мягкий волос
на щеке.
И Юзя тихо говорил:
- Вот вы, Александр Петрович, не боитесь смерти... Как я вам завидую!
- Я думаю. Чего мне бояться, когда я, мой animus, выше всяких
смертей?... Нет? Он живучей, голубчик, внешней ткани - просто и ясно. Это же
не может быть иначе!
- Александр Петрович! Но ведь медицина доказала, мы ведь все знаем...
- Что мы знаем? - иронически, полупрезрительно смотрели травянистые
живые глазки, а рот искривляла недовольная гримаса. - Что?
- Мы знаем, достаточно сердцу перестать биться - и всему конец.
- Так-таки и конец? Хэ-хэ... А чему конец? Материи - вот чему. К
чертовой матери ваш скепсис. Послушайте, Юзя, - вы знаете Аристотеля? Нет?
То-то же... Несение цели в самом себе, голубчик. Я несу, вы несете, амебы,
инфузории и всякое "мертвое" тело... даже камень. Да, да. Во всем есть
жизненный порыв, во всем мире нет ничего мертвого. Изменяются только формы
жизни, но тому причиной уже - века, время! Понимаете - время! Сама жизнь не
пропадает, не может пропасть. Уже самое понятие времени, это - жизнь! Нет?
Человеческий интеллект изменяется (заметьте: изменяется, а не пропадает!) во