"Михаил Эммануилович Козаков. Смертники " - читать интересную книгу автора

усталость непонятно для него самого сменили не покидавшую его до сих пор
настороженность и подвижность мысли.
Он понимал, что не в этот час, когда весь зал участвует в политическом
митинге, а люди за столом спокойно и безразлично покуривают папиросы и,
улыбаясь, ведут между собой тихую дружескую беседу, - не в этот час будет
сказано ими громко то слово, которое решит его, Иоськину, участь.
Приговор зала был уже ему известен, страшен, но не в зале, за столом
была сейчас та сила, которой только он и боялся.
Один только раз он встрепенулся и вышел из состояния унылого
оцепенения. Кто-то из толпы, обращаясь к суду, сказал суровым мужичьим
говором:
- Я, как трудящийся селянин, который, значит, за порядок, против,
конешно, дармоедов да паразитов, - прохаю наказать грабителей. Безусловно.
Но если, значит, расстреливать, граждане, то не треба много про это дело бал
акать. Не треба много. Нельзя так долго пугать людей перед смертью.
А Степан Базулин мягко, но с гордостью улыбнулся тогда и подтолкнул
Иоську:
- Мужик сказал - а, парень?... Вот и есть народушко, и руки у него
легче. Понятно?
Был Степан Базулин из мужиков курских, а Иоська Кац - из
елисаветградских мещан: и не уразуметь было Иоське оттого мужичьей
базулинской гордости.
Сгорбился Иоська и тяжело вздохнул.
- Отец! - сказал он вдруг. - Невже помирать мне тут в молодости и
опосля аплодисментов?...
В последнем слове своем он говорил долго, путанно и жадно: он проклинал
ограбленного купца, царский режим, помещиков, он славил судей своих и все
полки и дивизий Красной армии.
Эх, Иоська, Иоська, - сбивчивый парень, сын биндюжника темного, эх,
Иоська - парень темный, из елисаветградских мещан!... Усмехнутся, не поверят
твоим льстивым и припадающим, юродивым словам:
- Товарищи, сажайте меня на лошадь да отправьте напротив офицерской
пули - да! Я вам говорю. Убейте вы меня целиком, а на расстрел из-за купца,
из-за этой буржуйской конфискованной гниды - я не пойду... Мне незачем
ходить на расстрел!...
А Степан Базулин, помяв рукой густую свою, как медвежья шкура, бороду,
прокашлялся и попросил коротко - себе и своему товарищу - жизнь.
Люди встали из-за стола и ушли за кулисы - в совещательную комнату.
Оба подсудимых сидели, понуро глядя на окружающих. Оба они незримо,
мысленно ушли вместе с судьями в совещательную комнату. Вот заскрипят
половицы эстрады, тяжелыми, уверенными шагами пройдут по ним пять чужих,
впервые увиденных, человек, и один из них, кто-то, бросит в притаившийся,
напряженный зал слово, и поведет оно за собой налетчиков Иоську Глисту и
Степана Базулина.
"Расстреляют" - убежденно повторяли это еще не народившееся, но жданное
слово десятки возбужденных голосов. Смертоносное, но пустое и безопасное
сейчас для толпы - это слово не столько волновало ее, сколько приводило в
холодный азарт, возбуждало в ней любопытство уже не к тому, когда будет
сказано это слово и оно ли будет сказано, а как примут его эти два человека
у перегородки оркестра.