"Анатолий Кожевников. Записки истребителя (про войну)" - читать интересную книгу автора

индивидуальным пакетом.
Колхозники помогли замаскировать самолет, председатель организовал его
охрану.
Было совсем темно, когда мы добрались до деревни.
Председатель пригласил поужинать. Хата его до отказа наполнилась
людьми, со всех сторон сыпались вопросы.
- Дайте же человеку поесть, - вмешался хозяин. Сам знаю, как это
получается. Бывало, в гражданскую, когда сходишь в атаку, кажется, барана на
обед не хватит. А вы с расспросами. Вот поест - тогда и поговорим.
Вопросы задавались самые неожиданные, но большинство относилось к
положению на фронтах. Я едва успевал отвечать. Вперед выступил седобородый
старик. Помолчав с минуту, он спросил, глядя в упор:
- Думаете дальше отступать? А может, и наступать пора? Немец Украину
занял. До Дона добрался, к Волге подошел.
В голосе старика звучал упрек за наше отступление. Больно было слышать
его слова. Но что можно поделать, когда фашисты были сильнее нас. Не от
добра отдавали мы им на поругание свою землю, оставляли своих людей...
Было далеко за полночь, когда я лег спать на душистом сене. Сон не
приходил. Перед глазами как наяву вставали картины минувшего дня. Разгром
фашистских асов. Бой с тремя истребителями, разговор с колхозниками.
Перебирая эти картины, я постарался сосредоточиться на последнем бое. Какой
же урок следует из него? Постепенно сложилось убеждение: если ведомый,
выручая товарища, пошел в атаку без команды ведущего, то ведущий обязан
прикрыть его. Каждый маневр одиночного истребителя в воздушном бою должен
быть в огневой связи с другими самолетами. Если бы за мной пошел ведущий
Аболтусов, у которого я был ведомым, бой окончился бы в нашу пользу. Я не
винил Аболтусова: устремляясь на выручку штурмовика, я не успел предупредить
ведущего, а это следовало сделать.
Сделал я и еще один вывод. Посадку вне аэродрома следует производить
только с убранным шасси. Лишь счастливая случайность может привести к
удачной посадке в поле с выпущенным шасси.
Потом мысли перенеслись на подбитый самолет. "Опять "безлошадник", как
в сорок первом году", с горечью и тоской думал я. Не заметил, как заснул.
Проснулся от нарастающего рокота моторов. По гулу нетрудно было определить,
что летит тяжелый четырехмоторный бомбардировщик. Это ТБ-3 возвращался из
глубокого тыла врага.
Хозяин был уже на ногах. Он ворчал что-то себе под нос. Я прислушался.
Оказывается, он посылал сто чертей летчику, принимая его за фашиста.
- Ты что, отец, ведь это же наш! - кричу с сеновала.
- А разве наши ночью тоже летают?
- Летают, да еще как.
- Вот видишь, всем колхозом тебя вчера расспрашивали про все, а про это
и не спросили. То-то слышу, гудит вроде как наш. Чего рано проснулся?
- Привык вставать до рассвета, вот и не спится.
- Ну, раз так, пойдем завтракать.
Когда мы вошли в хату, стол был уже накрыт.
Вкусно пахло поджаренное, залитое яйцами сало, соблазнительно парила
только что высыпанная из чугуна рассыпчатая картошка. Хозяин, по русскому
обычаю, сам нарезал хлеб, и семья уселась за стол.
- Двое сынков и у нас воюют. Один тоже летчик, другой, старший, в