"Надежда Кожевникова. Гарантия успеха " - читать интересную книгу автора

приемах предпочитала молчать, чтобы не оскандалиться с произношением,
ошибками в грамматике и не уронить мужа в глазах коллег. А тут нечего,
некого было стесняться, и меня прорвало, языковой барьер исчез: за два-три
месяца достигла больших успехов, чем за годы жизни в Швейцарии. Хотя бы это
утешало.

Но стычки с прислугой продолжались, и я отдавала себе отчет, что меня
затягивает омут праздности - рассадник всех пороков.

Только уже ближе к отъезду дошло, что они-то, местные, старались и рады
были бы угодить, но когда голова отучена думать, то и руки дырявы. Хотя
Гаити освободилось от угнетателей-французов почти двести лет назад,
оказавшись первой "черной" республикой, рабская психология не изжилась,
застряла в менталитете нации. Так может быть поторопились скинуть оковы
колониализма? А то бы, глядишь, чему-нибудь бы и выучились у белых хозяев. А
то ведь чего добились: безграмотность почти поголовная, убожество, нищета, и
кучка своих же богатеев, наркодельцов, грабит страну почище иностранных
эксплуататоров. Слово "свобода" зазывно звучит, но, ею, свободой, надо еще и
уметь пользоваться.

Мое покровительство Жану имело подоплеку: неловко было признаться, что
узнавая изнанку "экзотики", все труднее дается справляться с разочарованием
и в здешних людях, и в стране. Клише, что бедность заслуживает снисхождения,
понимания, деликатности, крепко всадилось с сознание. Уцепилась за Жана из
желания найти себе оправдание: вот ведь, сужу объективно, Жан хороший, а
Магда-Илона-Барбара-Матильда дрянь!

Что ему в тягость мои обласкивания не приходило в голову. А ведь
хозяйский любимчик - клеймо, позорное среди своих. Предательство общих,
классовых интересов. Покидая нашу, барскую территорию, он беззащитным
оказывался перед глумлением соплеменников. Но терпел. Готов был вытерпеть
все.

В его скрупулезной честности я не сомневалась. А вот попалась как-то
одна ну очень сообразительная, и когда ей сообщили об увольнении, в тот же
день слямзила мою золотую цепочку, массивную, но фальшивую. Я после
злорадствовала: цена - двадцать швейцарских франков. А полагала должно быть,
что на всю жизнь себя обеспечила. Интересно, уже знает, что обмишурилась или
спрятала где-нибудь, зарыла бижутерию как клад?

Веселилась я нехорошо, с отдышкой злобы. Ожесточилась.
Униженные-оскорбленные исчерпали запас к ним сочувствия. Врали и крали, и
при явной оплошности насмерть стояли, но никогда не признавали своей вины.
Жан и вправду был среди них исключением.

Ни днем, ни ночью он не покидал арендуемого нами дома - нес вахту, но
раз в неделю преображался. Кроссовки, почти новые, вместо опорок из резины,
брюки, рубашка, а не обноски, давно потерявшие и форму, и цвет, на голове
бейсболка с рекламой швейцарского пива "Кардинал" - наш "дар" - которой он
очень гордился. Сиял. Мы уже знали, что его так окрыляет: свидание с сыном,