"Вадим Кожевников. Март-апрель (про войну)" - читать интересную книгу автора

- Неинтересный человек, - говорили о нем, - скучный.
Одно время распространился слух, оправдывающий его поведение. Будто в
первые дни войны его семья была уничтожена фашистами. Узнав об этих
разговорах, капитан вышел к обеду с письмом в руках. Хлебая суп и держа
перед глазами письмо, он сообщил:
- Жена пишет.
Все переглянулись. Многие думали: капитан потому такой нелюдимый, что
его постигло несчастье. А несчастья никакого не было.
А потом капитан не любил скрипки. Звук смычка действовал на него
раздражающе.
...Голый и мокрый лес. Топкая почва, ямы, заполненные грязной водой,
дряблый, болотистый снег. Тоскливо брести по этим одичавшим местам
одинокому, усталому, измученному человеку.
Но капитан умышленно выбирал эти дикие места, где встреча с немцами
менее вероятна. И чем более заброшенной и забытой выглядела земля, тем
поступь капитана была увереннее.
Вот только голод начинал мучить. Капитан временами плохо видел. Он
останавливался, тер глаза и, когда это не помогало, бил себя кулаком в
шерстяной рукавице по скулам, чтобы восстановить кровообращение.
Спускаясь в балку, капитан наклонился к крохотному водопаду, стекавшему
с ледяной бахромы откоса, и стал пить воду, ощущая тошнотный, пресный вкус
талого снега. Но он продолжал пить, хотя ему и не хотелось, - пить только
для того, чтобы заполнить пустоту в тоскующем желудке.
Вечерело. Тощие тени ложились на мокрый снег. Стало холодно. Лужи
застывали, и лед громко хрустел под ногами. Мокрые ветки обмерзли; когда он
отводил их рукой, они звенели. И как ни пытался капитан идти бесшумно,
каждый шаг сопровождался хрустом и звоном.
Взошла луна. Лес засверкал.
Где-то в этом квадрате должен был находиться радист. Но разве найдешь
его сразу, если этот квадрат равен четырем километрам? Вероятно, радист
выкопал себе логовище не менее тайное, чем нора у зверя.
Не будет же он ходить и кричать в лесу: "Эй, товарищ! Где ты там?!"
Капитан шел в чаще, озаренной ярким светом; валенки его от ночного
холода стали тяжелыми и твердыми, как каменные тумбы.
Он злился на радиста, которого так трудно разыскать, но еще больше
разозлился бы, если бы радиста удалось обнаружить сразу.
Споткнувшись о валежник, погребенный под заскорузлым снегом, капитан
упал. И когда с трудом подымался, упираясь руками в снег, за спиной его
раздался металлический щелчок пистолета.
- Хальт! - сказали ему тихо. - Хальт!
Но капитан странно вел себя. Не оборачиваясь, он растирал ушибленное
колено. Когда, все так же шепотом, ему приказали на немецком языке поднять
вверх руки, капитан обернулся и сказал насмешливо:
- Если человек лежит, при чем тут "хальт"? Нужно было сразу кидаться на
меня и бить из пистолета, завернув его в шапку, - тогда выстрел будет
глухой, тихий. А кроме того, немец кричит "хальт" громко, чтобы услышал
сосед и в случае чего пришел на помощь. Учат вас, учат, а толку... - И
капитан поднялся.
Пароль произнес он одними губами. Когда получил отзыв, кивнул головой
и, взяв на предохранитель, сунул в карман синий "зауэр".