"Вадим Кожевников. Март-апрель (про войну)" - читать интересную книгу автора

заявил: - Поймите, товарищ полковник, нашему брату никаких лишних крючков
иметь нельзя. Обстановка может приказать собственноручно ликвидироваться. А
она? Разве она сможет? Ведь пожалеет себя. Разве можно себя, такую... -
Капитан сбился.
Чтобы отделаться от Михайловой, он перевел ее в группу радисток.
Курсы десантников располагались в одном из подмосковных домов отдыха.
Крылатые остекленные веранды, красные дорожки внутри, яркая лакированная
мебель - вся эта обстановка, не потерявшая еще всей прелести мирной жизни,
располагала по вечерам к развлечениям. Кто-нибудь садился за рояль, и
начинались танцы. И если бы не военная форма, то можно было подумать, что
это обычный канун выходного дня в солидном подмосковном доме отдыха.
Стучали зенитки, и белое пламя прожекторов копалось в небе своими
негнущимися щупальцами, - но об этом можно было не думать.
После занятий Михайлова часто сидела на диване в гостиной с поджатыми
ногами и с книгой в руках. Она читала при свете лампы с огромным абажуром,
укрепленной на толстой и высокой подставке из красного дерева. Вид этой
девушки с красивым, спокойным лицом, ее безмятежная поза, волосы, лежащие на
спине, и пальцы ее, тонкие и белые, - все это не вязалось с техникой
подрывного дела или нанесением по тырсе ударов ножом с ручкой, обтянутой
резиной.
Когда Михайлова замечала капитана, она вскакивала и вытягивалась, как
это и полагается при появлении командира.
Жаворонков, небрежно кивнув, проходил мимо. Этот сильный человек с
красным сухим лицом спортсмена, правда, немного усталым и грустным, был
жестким и требовательным не только к подчиненным, но и к самому себе...

Капитан предпочитал действовать в одиночку. Он имел на это право.
Холодной болью застыла в сердце капитана смерть его жены и ребенка: 22 июня
вражеские танки раздавили их в пограничном поселке.
Капитан молчал о своем горе. Он не хотел, чтобы его несчастье служило
причиной его бесстрашия. Поэтому он обманывал своих товарищей. Он сказал
себе: "Жену мою, ребенка не убили, они живы. Я не мелкий человек. Я такой
же, как все. Я должен драться спокойно". И он не был мелким человеком. Всю
свою жизненную силу он сосредоточил на борьбе с врагом. Таких людей, с
обагренным сердцем, гордых, скорбящих и сильных, немало на войне.
Добрый, веселый, хороший мой народ! Какой же бедой ожесточили враги
твое сердце!
И вот сейчас, шагая за ползущей радисткой, капитан старался не
размышлять ни о чем, что могло бы помешать ему обдумать свое поведение. Он
голоден, слаб, измучен длинным переходом. Конечно, она рассчитывает на его
помощь. Но ведь она не знает, что он никуда не годится.
Сказать все? Ну нет. Лучше заставить ее как-нибудь подтянуться, а там
он соберется с силами и, может быть, как-нибудь удастся...
В отвесном скате балки весенние воды промыли нечто вроде ниши. Жесткие
корни деревьев свисали над головой, то тощие, как шпагат, то перекрученные и
жилистые, похожие на пучки ржавых тросов. Ледяной навес закрывал нишу
снаружи. Днем свет проникал сюда, как в стеклянную оранжерею. Здесь было
чисто, сухо, лежала подстилка из еловых ветвей. Квадратный ящик рации,
спальный мешок, лыжи, прислоненные к стене.
- Уютная пещерка, - заметил капитан. И, похлопав рукой по подстилке,