"Вадим Михайлович Кожевников. Заре навстречу " - читать интересную книгу автора

- Ну и отлично, - сказала мама. - А Пичугин подождет.
Пичугин был владельцем дома, в котором поселились Сапожковы. Ему
принадлежали также кирпичный завод и ресторан "Эдем" на главной улице
города. Однажды Пичугин посетил Сапожковых. В енотовой шубе, высокой
бобровой шапке и черных фетровых ботиках на метал лических застежках,
держа в руках сучковатую, ярко полированную палку с серебряными
монограммами, он осторожно уселся на шаткий стул и произнес степенно:
- Почел своим долгом не как хозяин, а как образованный человек, - И
приветливо разрешил отцу: - Да вы не смущайтесь, садитесь. Я ведь в душе
демократ. И, если желаете знать, большой недоброжелатель ныне царствующему
дому. - Наклонясь, шепотом пояснил: - Помилуйте, разве так воюют? Генералы
из немцев, министры и того хуже. Вы даже не понимаете, господа социалисты,
сколь губителен сейчас для России наш слабодушный самодержец. - И
заговорщицки сообщил: - Здесь я целиком и полностью согласен с господином
Георгием Семеновичем Савичем, небезызвестным вам. "Россия должна до полных
революционных потрясений пройти основательный путь капиталистического
развития". Мудро! Но, помилуйте, как нам развиваться, национальному
капиталу, ежели в ныне царствующем доме, не могу выразиться при даме,
такие безобразия! Императрица тайные переговоры с немцами ведет, будучи
сама тевтонских кровей. Зарез будет русскому капиталу. Ну и пролетариат
наш, конечно, пострадает, ежели мы под насилием иностранного капитала
заводишки свои и фабричишки позакрываем.
Именно пострадает. Нет, нам война нужна до полного победного конца,
чтобы наш российский капитал выходы в моря получил и, так сказать, прошел
полное свое развитие.
Остановив взгляд на портрете Льва Толстого, Пичугин сказал одобрительно:
- Как же, читал!
Потом подошел к стене, где висел портрет, произнес огорченно:
- Однако гвоздик можно было бы выбрать поменьше. - И упрекнул: - Не
уважаете вы, господа социалисты, чужой собственности. Съедете с квартиры,
а дырка-то в стене останется.
Когда Пичугин ушел, Варвара Николаевна сказала с отвращением:
- Поклонник Савича. Ну и докатился Георгий Семенович!
- Нельзя, Варя, столь поспешно делать обобщения, - поморщился отец. - Я
допускаю, что этот субъект сознательно вульгаризировал мысли Георгия.
Петр Григорьевич не терпел, чтобы кто-нибудь, даже жена, говорил за
глаза плохое о бывших ссыльных.
- Каждый сколько-нибудь порядочный человек не может мириться с царем, -
рассуждал отец. - Но не все в своей борьбе с самодержавием могут быть
столь непреклонно последовательны, как Рыжиков, Федор, Эсфирь.
Здесь играет большую роль и субъективный момент: сила воли, особо
развитое сознание своей ответственности перед историей и способность все
время ощущать себя частью народа, быть его учеником и учителем. Правда,
есть среди нас люди, которые, пройдя через некоторые испытания, душевно
устают, ищут примирения с действительностью. Но, как бы то ни было, я не
могу отказать им в своем уважении за их благородное прошлое.
Мать называла такие рассуждения интеллигентскими бреднями, хотя сама
всегда старалась найти извинение тому, что Савич согласился быть членом
городской управы. Она очень охотно ходила на званые вечера к Савичам и с
упоением танцевала там под граммофон.