"Вадим Кожевников. Белая ночь " - читать интересную книгу автора

унты, и вязаной шапочке, с подвешенными на тесемках, болтающимися по бокам
варежками, Ползунков сразу производил впечатление человека крепкого,
выносливого, дерзко приспособленного ко всяким невзгодам и трудностям
избранной им должности - начальника транспортной мехколонны. Глаза у него
коричневые, с прищуром, в углах белые морщинки, голос сиплый, надорванный,
но зычный, скуластое, бурое от полярного загара лицо обильно покрыто плотной
рыжеватой растительностью, как он объяснял, для тепла.
О себе Ползунков говорил так:
- Сам я туляк. В школе недоучился, как фашист к городу подошел, где уж
тут заниматься - некогда. Я на батарею ходил, интересовался, как воюют. Не
прогоняли. Подшибли подносчика. Я снаряды подтаскивать. Так на батарею и
втерся. Оформили. Порядок на батарее строгий, как в цеху на заводе, у
каждого своя квалификация. Все прошел. Назначили на пост - орудийным
расчетом командовать. Бой есть бой, все их не помнишь, а вот как пупки на
маршах по пересеченной местности и еще на переправах надрывали - это
нечеловеческую выносливость и силу надо было иметь. Кони не выдерживали,
падали, дохли. А нам не положено, мы люди. На себе орудия вытаскивали. На
огневую позицию выйти бывало гораздо труднее, чем с нее по фашистам огонь
вести.
В бою легче, в бою порядок. Действуй по уставу и выполняй команду
старшего, каждому в расчете своя функция положена. А на марше все в кучу,
кто на что способен, орудие, которое в грунт по колесную ступицу вязнет,
вытаскивай, волоки на себе, продвигайся в темпе.
Наша батарея на чем наспециализировалась - из орудий по их танкам прямой
наводкой бить. Когда с длинной дистанции по ним огонь ведешь, большой
перерасход снарядов получается. С короткой - экономней и надежней. Нашу
батарею; за что уважали? За то, что с малой затратой снарядов много их
техники расколачивали. Орудийный снаряд больших денег стоит, соображать
надо, как безубыточно их тратить.
После того как в Берлине их дошибли - на Дальний Восток с приподнятым
настроением.
И прямо с ходу снарядами закидали самураев. Снарядов здесь не жалели,
куда их девать после войны? Ну они "хенде хох" - как это по-японски, выучить
не успел. Быстро все кончили.
Домой обратно ехать далеко и долго, родни дома не осталось. На какое-то
время на море перекинулся, в рыболовную флотилию. Мясопродуктов не хватало,
рыба нужна была. Но я к земле привык, на ней все прочнее, основательней.
Конечно, и на море под ногами не вода-, палуба, но кругом-то сплошная
жидкость колыхается.
Подался на Север. Понравилось. Места обширные, а людей мало. Значит,
каждый человек человеку рад, если он, конечно, подходящий. И мерка простая -
если не временный, можешь полагаться. Все равно как фронтовик на стреляного
фронтовика. Обвык. А климат, он что? Он очень удобный, чтобы о человеке
судить, пригодный он или не пригодный - не к климату, конечно, но вообще...
может ли он соображать не столько о том, что и как тут сейчас, а что потом
здесь будет. Такие и есть надежные, не по комплекции, конечно, а по заряду
своей души. Они-то и есть самые стойкие, выносливые и, значит, веселые.
Унылые тут не удерживаются. Это точно.
Ползунков был холост. Объяснял уклончиво, с усмешкой:
- Я человек занятой, а женщины сами по себе ко мне инициативы не