"Григорий Козинцев. Наш современник Вильям Шекспир" - читать интересную книгу автора

загораются веселые краски, возникают запахи, и вновь сплетается венок
Офелии. Вот розмарин - знак верной памяти, анютины глазки - размышлений,
маргаритки - ветрености и легкомыслия. Клумба фиалок - это эмблема любви;
помните, они все завяли, когда умер отец Офелии. Легкий ветерок колышет
ветви ивы - печального друга Дездемоны...
Из домика - в саду еще не росли все эти цветы, деревьев было меньше, и
ростом они были ниже - вышел молодой провинциал, чтобы отправиться в путь,
искать фортуну, как тогда говорили. Много легенд сочинили об этом юноше.
Согласно преданиям, он был и воспитателем в католической семье, и помощником
педагога в школе, где прежде учился; какой-то лорд обвинил его в
браконьерстве, и бродячие комедианты увлекли юношу в дорогу. Этих
предположений немало, однако для них не нашлось оснований, все они оказались
недостоверными.
Но известно, из слов современников, и прежде всего из его собственных
слов, время, по которому он странствовал. Он шел по дикой земле своего века.
По старому, исхоженному большаку брели орды бродяг; землепашцев согнали с
полей, чтобы превратить пашни в пастбища: шерсть была в цене. Король Лир
встречал своих подданных, нагих несчастливцев. В тяжелом тумане стояли
хмурые каменные башни, и ведьмы пророчили корону Макбету и кровь народу.
Гудели похоронные колокола: от села к селу гуляла черная смерть. Усталые
лошади тащили тяжелую поклажу, люди бранились, слух шел о мятеже. Кровавая
комета пронеслась над землей, и заговорщики окружили трон. Топор палача
отсчитывал царствования.
На рассвете толстый бездельник выходил из харчевни. В постоялых дворах
желтым светом мигали фонари извозчиков. Собачьи места! Изъязвленные спины
лошадей, гнилой горох и чечевица. Заели блохи. Даже ночных горшков нет, и
приходится мочиться в камин. Карьеристы и висельники окружают Фальстафа, а
кабатчик примешивает в херес известь, чтобы отбить вкус кислятины.
...Приятно ехать автомобильной трассой мимо реставрированного для
туристов царства славной королевы Бэсс. Опрятный шестнадцатый век радует
глаз, возбуждает аппетит, а на стратфордские рестораны грех жаловаться. Но
эти чистенькие картинки из детских книжек пропадают из памяти, как только
вспоминаешь шершавые шекспировские слова. И вместо покоя пути, укатанного
катками, возникает щербатая и грязная нелегкая дорога, набухшие сыростью
балки, покосившиеся дома, кривые судьбы.

Девяностые годы шестнадцатого столетия. Немецкий путешественник,
въехавший на лондонский мост, заинтересовался высокими пиками; на остриях
гнили головы казненных. Немец остановился, сосчитал: тридцать четыре головы.
Лодки плыли по Темзе; они причаливали к другому берегу; там, за чертой
города, стояли высокие, суживающиеся кверху башни. Старинная гравюра - вид
Лондона - снабжена надписями. Над одним из строений "Медвежий садок", над
другим "Глобус". В одном - псы травили медведей, в другом - играл Шекспир и
играли Шекспира. Внутри башни была открытая площадка для игры; зрители
сидели и галереях и стояли на земле, окружив подмостки. Крыши не было.
Соломенный навес защищал помост. Над театром было небо; флаг с латинской
надписью "Весь мир лицедействует" развевался по ветру.
Однако, когда речь шла не обо всем мире, но об актерской труппе, дело
усложнялось. Для получения права играть актеры должны были иметь
покровителя. Компания Бербеджа носила имя графа Лестера, потом