"Козинец Людмила.Полеты на метле" - читать интересную книгу автора

мансарда, куда прямо со двора вела деревянная лестничка в два оборота.
Возле лестнички на кирпиче двора лежал плетеный половичок. На перилах
укреплены ящички с настурциями. В мансарде распахнуто плохо промытое окно,
с подоконника свешиваются кружевные заросли душистого горошка. По карнизу
гуляет горлица, горделиво поводя украшенной переливающимся ожерельем
шейкой. На крыше - две трубы (печное отопление, прелесть какая!) и
телеантенна, почти сплошь заплетенная хмелем. Ну и ну... А я-то думала,
что таких домишек нынче и не существует.
В окне мансарды показался какой-то человек, на носу которого
поблескивали старомодные очки в круглой железной оправе. Он свесился вниз,
примят красные цветы горошка, внимательно посмотрел на меня и неприятным
голосом сказал:
- Ну чего расселась? Заходи...
Я поволокла чемодан наверх. Значит, обитать я буду в этой живописной
мансарде. Здорово! Вот только лестница скрипит, но это мы в два счета
поправим. Найдутся же там молоток и гвозди?
Комната оказалась очень большой и светлой, хотя и запущенной до
безобразия. Ну только что грибы по углам не росли. Пыль там не вытирали,
по-моему, со времен постройки.
Я бухнула чемодан на пол и опять уселась на него, разглядывая комнату
и ее хозяина. Вернее - бывшего хозяина. Я же приехала.
Он сидел на единственном в комнате стуле самой мною нелюбимой породы
мебели. Знаете эти канцелярские чудища с прямыми дерматиновыми спинками...
Впрочем, хозяин был не лучше. Давно пенсионного возраста, этакая мышь
белая. Вокруг лысины седенькие клочки, глаза красные, длинный подвижный
нос в характерных лиловых прожилках. Усики мушкой. Одет в полотняную
рубаху, какой-то гибрид толстовки с френчем. Накладные карманы, в одном из
которых торчит вечное перо. Подпоясан узеньким ремешком с металлическими
бляшками, штиблеты на босу ногу. Прямо ильфопетровский персонаж,
сохранился же до наших дней. Музей по нему плачет...
Глядел он на меня скорбно и неодобрительно. Ну, еще бы. Вам время
тлеть, а нам цвести. Гони-ка, бывший хозяин, ключи и выметайся-ка отсюда.
Я мыть стану.
Он словно прочитал мои мысли. Пожевал губами, тяжко вздохнул, мол,
что поделаешь, начальству виднее, а вот попомните его слово, провалят эта
пигалица всю работу...
- Значит, так, - проскрипел он. - Жить будешь здесь. Горячей воды
нету. Газ. Удобства. Телефон. Там - кухня. Здесь - картотека. Советую
отнестись со вниманием, я двадцать лет собирал. Все они, голубчики, тут. А
вот эти - особо... - он замялся.
Явно чуть не сказал "опасные", но просто махнул рукой, передавая мне
брезентовую сумку, набитую бумагами и перетянутую кожаными ремешками.
- Найдешь их легко, они нынче не скрываются, не то, что раньше.
Каждый вечер либо на Пушкинской болтаются, либо в кофейне на Архивном
спуске околачиваются. А через них и на остальных запросто выйдешь, они все
кучкой держатся, как идиоты непуганые. Ты не в потолок смотри, ты меня
слушай!
- Да ладно, разберусь я...
- Ишь ты, "разберусь"... Годов-то тебе сколько?
- Ну, двадцать два. А что?